В заключение я хочу отметить еще одну особенность работ Эрвина Гоффмана по проблемам тотальных институтов и психиатрии — их автобиографический характер. Значительную часть своей профессиональной деятельности Гоффман посвятил исследованию закулисной жизни общества, зазору между маской и лицом. Его особенно интересовали стратегии сохранения человеческого достоинства в репрессивных организациях и унизительных обстоятельствах. Парадоксально, но Гоффман — человек, тщательно оберегавший свою частную жизнь от постороннего взгляда, — сознательно повергал в смущение окружающих своими стигматизирующими действиями. Статья «Безумие места» базируется на истории болезни его жены и может быть прочтена как попытка оправдаться, рассказать о его сложных семейных взаимоотношениях[27]. Но рассказ этот односторонен, он игнорирует точку зрения Анжелики, выпускницы Чикагского университета, где она с блеском защитила магистерскую диссертацию о символах статуса в высшем бостонском обществе, предвосхищающую классическое исследование ее мужа[28]. Желание Анжелики закончить работу над докторской диссертацией не нашло поддержки у ее мужа (накануне самоубийства она была готова оставить работу, чтобы вплотную заняться диссертацией).
Свидетельства современников указывают на эмоциональную отчужденность Гоффмана, на его готовность поставить человека в неловкое положение, а иногда и на заведомо стигматизирующее поведение[29]. Своему молодому коллеге, только что узнавшему, что департамент проголосовал против предоставления ему пожизненной работы (tenure), Гоффман бросает реплику: «Не всякий достоин преподавать в нашем учреждении»[30]. В классе, где присутствует студент с явно выраженным физическим дефектом, он использует унизительную для людей с ограниченными возможностями кличку[31], или публично отказывается пожать руку, предложенную ему восхищенным студентом[32], или на весь салон громко комментирует симптомы аспиранта, которого до тошноты укачало в самолете[33]. Человек, интимно знакомый со стигмой и всю жизнь изучавший ее последствия, Гоффман не чурался действий, вызывающих чувство стыда у окружающих. Комментаторы расходятся во мнениях, делал ли он это в исследовательских, педагогических или иных целях. Так или иначе, этот биографический казус заслуживает изучения.
Продолжают всплывать исторические документы о родословной и российских корнях Эрвина Гоффмана — самого цитируемого американского социолога. Расширяется круг биографических материалов и воспоминаний его родственников, студентов и друзей. Собранные в Архиве Эрвина Гоффмана[34], эти материалы позволяют утверждать, что весь его исследовательский корпус криптобиографичен. Программа исследований по биокритической герменевтике, основанная, в частности, на архивах Гоффмана, обещает по-новому осветить биографические источники социологического воображения[35].
Предисловие
С осени 1954 по конец 1957 года я был приглашенным сотрудником Лаборатории исследований социальной среды Национального института психического здоровья (НИПЗ) в Бетесде, штат Мэриленд. За эти три года я провел ряд небольших исследований поведения пациентов в Клиническом центре Национальных институтов здравоохранения. В 1955–1956 годах я провел годовое полевое исследование в Больнице св. Елизаветы в Вашингтоне — федеральном учреждении, насчитывающем немногим более 7000 постояльцев, три четверти которых составляют жители округа Колумбия. Позже благодаря гранту НИПЗ М-4111(А) и работе в Центре интеграции социологической теории Калифорнийского университета в Беркли у меня появилось время для письменного изложения собранного материала.
Непосредственной целью моего полевого исследования в Больнице св. Елизаветы было изучение социального мира постояльца больницы с точки зрения субъективного восприятия этого мира постояльцем. С самого начала я выступал в роли помощника заведующего по физическому воспитанию, представляясь, если меня спрашивали, исследователем, изучающим восстановление здоровья и соседские сообщества; днем я проводил время с пациентами, стараясь не общаться с персоналом и не носить с собой ключей от дверей. Я не ночевал в палатах, и руководство больницы знало о моих целях.
28
30
31
32
33
34
35