Тотальные институты

Но помимо этих временных способов уклонения от больничного надзора, постояльцы и персонал негласно кооперировались, допуская появление ограниченных физических пространств, в которых обычный уровень надзора и строгости значительно понижался и где постоялец мог открыто и относительно безопасно совершать некоторые табуированные действия. Для этих мест было также характерно существенное снижение плотности постояльцев, что способствовало миру и спокойствию в них. Персонал не знал о существовании этих мест или знал, но либо избегал их, либо негласно отказывался от своей власти, оказываясь в них. Словом, у вольностей была своя география. Я буду называть такие области свободными местами. Можно ожидать, что они будут возникать там, где власть в организации принадлежит всему эшелону персонала, а не распределяется по множеству пирамид руководства. Свободные места — это кулуары привычных способов выстраивания отношений между персоналом и постояльцами.

В Центральной больнице свободные места часто использовались в качестве сцены для особенно табуированных действий: небольшая роща за больницей иногда служила укрытием для выпивающих; участок за досуговым центром и тень от большого дерева, росшего в центре больницы, использовались для игры в покер.

Однако иногда свободные места использовались, просто чтобы провести время вдали от длинных рук персонала и переполненных, шумных палат. Так, под некоторыми зданиями были старые проходы для тележек, на которых когда-то доставлялась еда из центральных кухонь; на обочинах этого подземного туннеля пациенты поставили скамейки и стулья, и некоторые просиживали там целый день, зная, что ни один санитар не обратит на них внимания. Подземный туннель использовался, чтобы добраться из одной части больницы в другую, не контактируя с персоналом на привычных условиях. Все эти места были пронизаны чувством расслабленности и свободы, что сильно контрастировало с ощущением тревоги, царившим в некоторых палатах. Здесь можно было все решать самому[380].

Как говорилось выше, свободные места различаются в зависимости от количества людей, которые ими пользуются, и донорской области, то есть мёста жительства, этих людей. Некоторыми свободными местами в Центральной больнице пользовались постояльцы только одной палаты. Пример — туалет и ведущий к нему коридор в палатах для хронических больных-мужчин. Пол здесь был каменным, а на окнах не было занавесок. Сюда отправляли пациентов, которые хотели покурить, и все знали, что санитары здесь почти не будут следить[381]. Несмотря на запах в этой части здания, некоторые пациенты предпочитали проводить в ней часть дня, читая, смотря в окно или просто сидя на относительно удобных туалетных сиденьях. Зимой сходный статус приобретали открытые террасы некоторых палат, и некоторые пациенты предпочитали немного померзнуть, но оказаться в относительной свободе от надзора.

Другими свободными местами пользовались целые психиатрические отделения, занимавшие одно или несколько зданий. Пациенты неформально захватили не использовавшийся подвал одного из зданий хронического мужского отделения, принеся туда несколько стульев и стол для пинг-понга. Некоторые пациенты, лежавшие в отделении, проводили там целый день без всякого присмотра. Когда санитары приходили поиграть в пинг-понг, они вели себя практически как равные пациентам; санитары, не готовые поддерживать подобную видимость, как правило, сторонились этого места.

Помимо свободных мест в палатах и отделениях, были свободные места, которыми пользовалось все сообщество пациентов больницы. Одним из таких мест был частично покрытый лесом холм за главными строениями, с которого открывался чудесный вид на близлежащий город. (Семьи, не имевшие отношения к больнице, иногда устраивали здесь пикники.) Это было важное место в мифологии больницы, поскольку оно было тем самым местом, где, по слухам, совершались разного рода одиозные сексуальные действия. Другим общим свободным местом была, как ни странно, проходная у главного входа на территорию больницы. Она обогревалась зимой, из нее было видно, кто входит на территорию больницы и выходит с нее, она располагалась близко к обычным гражданским улицам и до нее было удобно идти. Проходной заведовали не санитары, а сотрудники полиции, которые — видимо, поскольку они были несколько изолированы от остального персонала больницы, — дружелюбно общались с пациентами; там царила сравнительно свободная атмосфера.

380

Хороший пример из жизни на борту фрегата приводится в: Мелвилл. Указ. соч. с. 264–265: «Несмотря на то, что матросы военного корабля вынуждены жить общей жизнью, и на то, что самые стыдливые и тайные действия и отправления наши должны производиться на людях, на корабле все же можно отыскать уголок-другой, куда вы иной раз имеете возможность прокрасться и обрести на несколько мгновений почти полное уединение.

Главными из таких прибежищ являются руслени на которых я во время приятного перехода домой по задумчивым тропическим широтам неоднократно скрывался. Наслушавшись досыта всего, что травили у нас на марсе, я принимал здесь небрежную позу — если, конечно, никто мне не мешал — и спокойно претворял в мудрость все, что мне довелось узнать.

Русленем называется небольшая площадка по сторонам корпуса у основания больших вант, идущих от трех стеньг к фальшборту… Там морской офицер мог провести часок досуга, отдыхая после боя, и покурить сигару, чтобы заглушить противный запах порохового дыма, пропитавшего его бакенбарды. <…>

Но хоть боковые галереи и кормовые балконы на военных кораблях отошли в вечность, руслени еще существуют, и лучшего убежища не выдумать. Огромные блоки и талрепы, образующие пьедесталы вант, делят руслени на целый ряд маленьких часовенок, альковов, ниш и алтарей, где вы можете лениво развалиться за пределами корабля, хоть вы его и не покидаете. Впрочем, в нашем военно-морском мире на такое славное местечко находится и без вас немало охотников. Часто, когда я уютно пристраивался в один из этих маленьких альковов, всматриваясь в горизонт и мечтая, скажем, о Китае, меня выводил из оцепенения какой-нибудь артиллерийский унтер, только что выкрасивший кучу фитильных кадок и желающий выставить их на просушку.

А иногда через фальшборт на руслень перелезал один из мастеров татуировки, а следом за ним и его жертвы. Тут на свет божий появлялась обнаженная рука или нога и прямо у меня на глазах начиналась малоприятная процедура наколки; или же в мое уединение врывалась целая лавина матросни с чемоданами или кисами и кучами старых брюк, которые они собирались чинить, и, образовав кружок рукоделья, выживали меня своей болтовней.

Но как-то раз — дело было в воскресенье после обеда — я приятно отдыхал в особенно тенистой и уединенной нише между двумя талрепами, когда услышал тихую мольбу. Взглянув в узкий промежуток между тросами, я увидел пожилого матроса, стоявшего на коленях. Он обратил лицо свое к морю, закрыл глаза и был погружен в молитву. Осторожно поднявшись, я постарался бесшумно пробраться сквозь порт и предоставил почтенному богомольцу спокойно молиться дальше».

381

В других институтах туалеты выполняют сходную функцию. См. пример из концентрационного лагеря у Когона (Kogon. Op. cit. P. 51): «Когда постройка лагеря была завершена, между каждыми двумя крыльями поставили по душевой и открытой уборной. Именно здесь заключенные тайно курили, когда им выпадал такой шанс, поскольку курить в бараках строго запрещалось».

Тюремный пример можно найти в: Heckstall-Smith. Op. cit. P. 28: «В мастерской, где изготавливали почтовые сумки, как и во всех остальных тюремных мастерских, были туалеты, где парни проводили столько времени, сколько могли. Они ходили туда, чтобы исподтишка покурить или просто посидеть, отлынивая от работы, ведь в тюрьме редко найдешь человека, хоть каплю заинтересованного в работе, которую он выполняет».