Днем города превращаются из звездных созвездий в гигантские клубки проводов. Люди спускаются с этажей вниз на землю, а над их головами провисают от столба к столбу электрические и троллейбусные нити. Люди шагают по тротуарам, под их ногами ползут от здания к зданию толстые и неповоротливые кабели. Люди спешат на работу, по делам, а за ними тянутся невидимые провода телефонов, связывая десятками нитей с родными, знакомыми и деловыми партнерами.
Мы покидаем Хабаровск в дождь — говорят, это хорошая примета. Мы спешим на запад, в новые места! И подобно остальным, мы похожи на живые коконы, опутанные невидимой сетью проводов.
Глава 5. Хабаровск — Биробиджан (190 км)
Прогулка по центру города может быть интересна ценителям городских объектов. Многочисленные фонтаны придают Биробиджану особую атмосферу. «Менора» на привокзальной площади, национальный символ еврейского народа, напоминает путешественникам об истории города. Цветомузыкальный фонтан на Театральной площади символизирует настоящее.
Биробиджан — маленький город: чтобы обойти центр, хватит и пары часов. Но здесь стоит не торопиться и приглядеться к памятникам. Например, арт-объект «Дружба» — это подарок китайцев, символ тесных дружеских связей между Еврейской автономной областью и северными провинциями КНР. А мемориал «Переселенцы» рассказывает о том, как люди проделывали невероятно долгий путь из центральных областей России, чтобы освоить эти земли.
В старые времена дороги рождались в муках. Иные собирали жертв больше, чем войны: никому точно не известно, сколько рабов погибло на строительстве великолепных дорог Римской империи, кое-где сохранившихся и поныне. В конце XIX века строить Колесуху (Амурскую колесную дорогу от Хабаровска до Сретенска) Николай II отправил каторжан, в том числе политических. Среди болот и лесов, съедаемые гнусом, страдающие от тяжелого труда, охранников и дрянной пищи, они проложили трассу за двенадцать лет. Один из каторжан, Андрей Соболь, после революции стал секретарем правления Союза писателей СССР и выпустил книгу воспоминаний.
«Мы живем в палатках, — описывал он быт строителей, — дырявых и грязных, куда легко и беспрепятственно проникает и дождь, и ветер; когда ветер злится — вся палатка ходуном идет, а мы под серым полотнищем беспомощны, как дети; спим на грубо сколоченных козлах с соломенной подстилкой… В четыре часа утра нас выгоняют на работу; только-только светает, когда мы вылезаем из палаток и двумя длинными шеренгами выстраиваемся вдоль палаток, а перед нами темный лес; за нами — сопки, сбоку — топь и где-то недалеко Амур…
Солдаты вскидывают винтовки, мы — лопаты, и десятками выходим на дорогу, десяток за десятком шлепаем по грязи, десяток за десятком отбиваем версты, а их немало: двенадцать верст надо пройти, чтобы добраться до участка и те же двенадцать верст обратно, когда погонят домой.
Мы роем канавы, режем дерн, возим песок, дробим щебень, прорубаем тайгу, тянем бревна, отбрасываем камни, — словом, прокладываем дорогу, но не по сухим местам, а по болотам, вопреки здравому смыслу, но зато на благо того, кто руководит постройкой и кто на каждой лишней версте богатеет. И богатеет здорово: выписываются фантастические цифры расходов, не выдается наше грошовое жалованье (что-то около 30 коп. в день на душу, а нас 300 душ, — вот в день и набегает 90 рублей), полагающаяся нам одежда, обувь тоже остается в кармане, вместо фунта мяса получаем полфунта, вместо 3 фунтов хлеба — 2, и немудрено, что начальство не торопится и с особенным удовольствием путь направляет по болотам, делая 2–3-верстные крюки, а каждый такой крюк затягивает работу на пять-семь суток, а тут иногда сама природа приходит на помощь: то вода затопит участок, то насыпь от дождя сползет вниз, то мостик привалится — глядишь, заново надо работать, еще на добрую неделю поправки да починки».
Колесуху строили на костях, перенося лагеря с каторжанами по мере строительства дороги с одного места на другое. Именно по ней в 1930 году ехали пять собранных приморскими умельцами фордов-конструкторов. Машины кое-как добрались до окончания дороги в Сретенске, но преодолеть бездорожную дыру в несколько сот километров до Читы уже не смогли. Трансконтинентальный пробег 1908 года пробирался в Читу другим путем — через китайский Харбин, используя рельсы железной дороги. Немецкий экипаж догадался ехать по рельсам еще в Уссурийске, и пока американцы кружили по бездорожью, вынужденные в конце концов вернуться обратно и последовать примеру соперников, фон Кеппен оторвался от них на два дня.