Курганский вечер закончился в ресторане, рекомендующим себя как бар мужского рода «Рубаха». Мне по этому поводу вспомнился герой известного рассказа Станюковича «Максимка» — матрос Лучкин, который, обучая негритенка русскому языку, «указывал на разные предметы и называл их, причем, при малейшей возможности исковеркать слово, коверкал его, говоря вместо рубаха — „рубах“, вместо мачта — „мачт“, уверенный, что при таком изменении слов они более похожи на иностранные и легче могут быть усвоены Максимкой».
Креатив курганских рестораторов, как выяснилось, этим не ограничивался: представления их о мужских вкусах оказались не менее своеобычны, чем о русской грамматике. В меню, среди прочего, фигурировали такие холодные закуски:
— интеллигенция (120/50/30/30) (джем апельсиновый, миндаль, крекер, колбаса с/к «Чоризо», свинина с/к, говядина вяленая, сет сыров: пармезан, бри, сыр с голубой плесенью);
— мужской набор (270/90/20) (буженина, язык отварной, свинина собственного копчения, болгарский перец, капуста по-грузински, хрен, горчица зернистая икра кабачковая).
Впрочем, застольная беседа оказалась интереснее стола: нашими vis-a-vis и здесь стали местные энтузиасты Тотального диктанта, среди которых — учительница литературы старших классов, предоставившая мне счастливую возможность узнать, кого из современных русских писателей изучают — или хотя бы упоминают! — в нынешней русской школе в двух тысячах километрах от Москвы. Педагог, как ей по должности и положено, была консервативна, но вполне мила и, главное, в теме.
Вторым моим собеседником оказался студент-филолог, избравший себе темой для диплома творчество одного из ныне здравствующих детских писателей. Ничего не имея против этого писателя, я все-таки дал юному коллеге свою визитку и обещание доставлять ему сведения о современной детской литературе, буде он захочет расширить кругозор. Увы — студиозус так и не решился написать мне. Если эта книга попадет ему в руки — дублирую приглашение.
Тема детской литературы обрела неожиданное продолжение наутро, когда московская коллега, увидев мой геотег в Фейсбуке, написала мне едва ли не в панике: «Миша, что ты делаешь на моей родинке?» Я знал, что она родом не из Москвы, но не думал, что именно из Кургана. А она знала, что я урожденный москвич, который, видимо, в ее понимании с Курганом не мог иметь ничего общего.
Удовлетворив ее любопытство, я в очередной раз подумал: как все-таки странно, что при всех наших огромных размерах и расстояниях почти каждый десятый житель России живет в столице. В двух столицах, Москве и Петербурге, каждый восьмой. А если прибавить к ним еще Новосибирск и Екатеринбург, то выйдет, что всего в четырех крупнейших городах самой большой страны мира проживает более чем каждый седьмой ее житель. Такая гиперцентрализация — не самая хорошая примета, свойственная скорее третьему миру. Не мне, внуку понаехавших, ворчать на понаехавших, но надо же что-то с этим делать…
А с подругой мы сговорились встретиться через две недели в Болонье, на крупнейшей в Европе ярмарке детской литературы. Что с удовольствием и осуществили.
Курган — Челябинск
Последний участок моего маршрута оказался не самым длинным, но самым утомительным. Видимо, все-таки не то чтобы накопилась усталость, но у меня, человека категорически не автомобильного, иссякло любопытство к однообразным перегонам. По той же причине, собственной антиавтомобильности, самым интересным на дороге было погружение в совершенно чуждый мир русских roadhouses — придорожных закусочных и кемпингов, ранее известных мне разве что по американскому кино. В целом впечатления от этого знакомства меня не покоробили, а скорее очаровали. Большинство таких дорожных узлов, зачастую являющихся единственными центрами цивилизации на огромных пространствах, душевно и недорого кормят и предлагают немудрящий, но прочный уют — душевую, прачечную, стол и кровать, порою — магазинчик насущнейших дорожных товаров, от огромных резиновых сапог до зубной щетки.
В одной из столовок, в месте под названием Абатское, меня удивило меню, в котором в разделе «Первое блюдо» значились суп «борщ», суп гороховый, суп куриный и суп «рассольник» (именно в таком написании), но при этом просто «солянка». Почему не суп «солянка»? Я предположил, что у повара особенно трепетное отношение именно к солянке — и не ошибся: солянка была хороша. Но писатель Роман Сенчин, уроженец Кызыла, между прочим, объяснил все со знанием дела: «Солянка не совсем суп по своей консистенции, — ответил он мне немедленно за тысячи километров в Фейсбуке. — Но бесспорно первое блюдо». Такая точность в терминах заставила меня еще больше уважать местных поваров.