— Поехали, — сказал Боб. Не дожидаясь, пока я захлопну дверь со своей стороны, он бросил машину с места. Я едва не вылетел наружу. Боб, неловко правя одной рукой, другой нажимал кнопки на телефоне.
— Серый, — сказал он затем в трубку, — того придурка утреннего для допроса приведи мне. Буду через пятнадцать минут. А? Давай, только не сильно. Но так, чтобы испугался. У меня времени нет ни хрена. Ага. Всё.
Я вспомнил про тапочки, про фиолетовые тапочки Дины. Тапочки были последним, что я видел, уходя из дома. Она покупала себе новые тапочки каждый месяц, а старые выкидывала. Дину увезли. Из-за Черного, этот ублюдок слишком много себе позволил, и теперь они ее увезли. Будут допрашивать. Может быть, станут бить. Или хуже. Дина — большая девочка, говорил я себе. Она не позволит ничего с собой сделать плохого, а если и позволит, то мы это переживем, мы это вместе переживем. Каждый, кто причинил ей вред, ответит передо мной. Это я обещаю. В общем, я себя уговаривал, и получалось неплохо, но, когда казалось, что я почти с собой договорился, то вспоминались тапочки, босые ноги Дины и маленький шрамик у нее на лодыжке…
Это продлилось недолго. Ровно через пятнадцать минут мы затормозили перед другим двухэтажным зданием с решетками на окнах. Почти бегом поднялись по ступенькам на второй этаж, в кабинет Боба. Нам открыл невзрачный милиционер с бородавкой на переносице.
— Готов, — сказал он. Боб кивнул, и бородавчатый поплелся прочь, шаркая ногами и обтирая зачем-то руки о штаны.
В кабинете обнаружился Петя. Он был все еще в 'адидасах', правда, уже изрядно потрепанных. Никаких следов на лице у него не было, поэтому я подумал: 'чтобы испугался' — это была такая шутка. Потом я вспомнил про валенки и резиновые шланги — и решил больше ничего не вспоминать.
Боб стремительно подошел к Пете. Навис над ним. Петя дернулся в сторону, словно уворачиваясь от удара. Боб воровато на меня оглянулся:
— Тимоха, слушай… В коридоре меня подожди, хорошо? Я быстро. Я ведь быстро, да? — добавил он, обращаясь к Пете. Тот ничего не ответил, только мотнул головой. Стало противно во рту, и я вышел.
В коридоре никого не нашлось. Бородавчатый мент уже ушел, коридор был пустым и гулким. У стены в ряд стояли стулья, новые и очень удобные на вид. Я сел. Встал. Прошелся. Опять сел. Не выдержал и снова встал. Где-то за тремя стенами радио пело про зону, кабаки и судьбу-злодейку.
Из кабинета Боба в коридор не проникало ни звука.
'Сейчас он его забьет до смерти, — подумал я спокойно. — Мой старый друг на работе занимается тем, что убивает людей. Они сидят на стуле, закованные в наручники, и ничего не могут поделать, а он их бьет, пока они не умирают…'
Внезапно дверь распахнулась, и прямо на меня вышел Петя. Совершенно нормальной походкой, не хромая, не горбясь. Наручники на нем и впрямь присутствовали, но он не производил впечатления человека, избитого до смерти. За ним следом шел Боб.
— Извини, начальник, — говорил Петя, — больше сказать нечего.
— Да-да, — отвечал ему Боб. — Ты и так помог, спасибо.
— Словечко замолвишь? — настойчиво спрашивал Петя, и Боб успокаивающе ему вторил:
— Замолвлю, замолвлю. Как договаривались.
Они поравнялись со мной.
— Пошли, — бросил мне Боб. — Сейчас этого кадра сдам только, и пойдем.
— Куда их повезли? — спросил я, догоняя его. — С Диной нормально все?
— Если поторопимся, будет нормально, — ответил Боб. Он прошел еще несколько шагов, потом обернулся ко мне:
— Слушай, а вы умеете на понижение работать?
— Это как? — не понял я.
— Ну, не повышать удачу, а наоборот. Делать так, чтобы у человека все из рук валилось, чтобы ему не везло по жизни, чтобы…
— А, — сказал я. — Нет. Так не бывает. А что?
— Ничего, — сказал Боб. — Мысль дурацкая в голову пришла.
Глава 4
Невермор
'Просто идиотизм, — подумала Дина, — верх идиотизма, невообразимая глупость. Надо было от мента сразу убегать, не останавливаться, так ведь нет, понадеялись неизвестно на что. Моя милиция меня бережет'. Черный пришел в себя и сидел рядом, бледный, с запавшими глазами. Они долго ехали по каким-то незнакомым районам. Кругом громоздились новостройки, сменявшиеся огромными, ничем не занятыми пустырями, вдалеке необъятные пирамиды теплостанций подпирали облачное небо, машина то выезжала на кольцевую, то снова пряталась среди домов, а потом дома вообще куда-то исчезли, и мимо окон замелькали деревья. Наконец, машина остановилась. Бритый — крыса — открыл дверь со стороны Дины и велел:
— На выход, только потихоньку.
Дина вылезла из машины, подала руку Черному. Тот схватился.
— Резких движений не делать, — предупредил бритый. — Особенно ногами. Я-то быстрее валю, чем вы бегаете.
Дина огляделась. Они стояли на небольшой бетонной площадке-автостоянке. Вокруг был парк. Прямо перед ними стоял древний особняк, какие встречаются в области — длинный, в два этажа. Дождь перестал. Было слышно, как где-то неподалеку шумит дорога.
— К дому, — сказал бритый. Дина послушно направилась к особняку, гадая, можно ли спросить, где они, и зачем понадобились этим жутким людям. Подумав, она решила молчать: и так скоро все узнает. 'Не будут же они нас убивать, в конце концов', - заключила она невесть почему. Мысль была настолько нелогичной, что нелогичностью своей завораживала и даже немного успокаивала. Дина повторяла про себя эту мысль на разные лады, пока бритый вел их к особняку, и потом, когда они оказались внутри, и только когда их ввели в какую-то дальнюю комнату, она перестала думать, из-за того, что страх стал громче мыслей. Все комнаты, через которые они прошли, были обставлены хорошей мебелью; в одной даже построили камин. Чувствовалось, что к обстановке приложил руку специально нанятый дизайнер. Впрочем, вся роскошь была пропитана тем неуловимым духом мертвечины, который обычно витает в музеях. На роскошных, обитых бархатом стульях никогда никто не сидел, книги в шкафах были сосланы туда навечно, а камин сроду не топили, довольствуясь незаметными обогревателями, притаившимися вдоль стен. Комната, в которую привели Дину и Черного, была, очевидно, конференц-залом. Посредине стоял длинный стол, справа и слева от него разместились стулья, не такие, как в остальных комнатах, а вполне современные: сплошь гнутая сталь и кожаная обивка. Несильно надавив Дине на плечи, бритый усадил ее на стул в конце стола. Рядом плюхнулся Черный. Бритый встал чуть поодаль с таким видом, будто сейчас произойдет что-то очень интересное.
И произошло.
Хлопнула невидимая дверь, воздух наполнился движением, и в комнате возник пожилой мужчина, одетый в деловой костюм. На лице у мужчины красовалась ершистая борода, только-только потерявшая статус щетины. Острый нос оседлан был очками без оправы. Мужчина улыбался. Глядя на эту улыбку, совершенно невозможно было поверить, что в мире есть место хмурым и неудачливым людям. Этот человек умел делать все на свете лучше других, успевал всюду раньше других и знал о чем угодно больше других — вот о чем говорила такая улыбка. Человек подошел к Черному и уселся на краешек стола. При этом он так элегантно поддернул брюки, что Дина невольно залюбовалась.
— Рад вас видеть, ребята, — сказал он, все так же улыбаясь. — Меня зовут Леонард Борисович. Для своих — Стокрылый. Возвращения вам.
— Аб хинк, — машинально ответил Дина. Ей стало немного легче. Этот странный человек был хинко. Хинко — значит, почти друг. 'Наверное, какая-то ошибка…' — подумала Дина.
— Аб хинк! — воскликнул Стокрылый Леонард Борисович. — Уверен, сейчас мы все уладим и разойдемся, довольные друг другом. Да?
Дина закивала радостно. Голос у их нового знакомого был звучный, глубокий, но с хрипотцой.
— Как угодно, — сказал Черный, и Дине показалось, что его слова прозвучали насмешливо. Стокрылый слегка поклонился, при этом очки коротко блеснули. Он по-птичьи соскочил со стола и прошелся по залу, небрежно и словно в задумчивости проводя рукой по спинкам стульев. При этом слышался глухой прерывистый звук: 'Пам-пам-пам'. Это ударяла по кожаным подушкам ладонь Стокрылого. Он дошел до дальнего конца зала, повернулся на каблуках и начал говорить.