бритый парняга, что-то говорил, умолял.
Подчиняясь моей воле, взвихрились столбы плотной пыли, словно живые накинулись
на гопо-кида. Ударили, словно громадный кулак, отбросили на обочину дорожки.
Затем ударили еще и еще. Парень брыкался и кричал, пытался встать. Но через
секунду захрустели кости, брызнула кровь. Бандит обмяк и потерял сознание.
Облако пыли распалось, легло на асфальт безжизненным слоем.
Колени подогнулись. Я упал на дорожку, ошалело огляделся вокруг. В теле
чудовищная слабость, непонятная вибрация. Наваждение схлынуло так же резко, как
и появилось. Возникло ощущение — мгновение назад я был кем-то… иным.
Я пощупал ребра, глянул. На боку шрам с красными вздутыми краями. Прямо на
глазах бледнел, превращался в тонкую линию. Забавно, быстрая регенерация. В уши
ворвался скрип веток, шум ветра и шелест листьев, щебетание птиц. Умильная
картина — солнышко в кронах деревьев, сочная зеленая травка… И несколько
бесчувственных, измазанных в крови парней. Живы, но еще долго не смогут выйти на
промысел.
По спине поползли мурашки, в животе угнездился мокрый туманный комок. Пришло
осознание — только что применил настоящую магию. Не какой-нибудь вшивый заговор,
с зеркалами, водой и хрустальными шарами, коими шаманы и липовые экстрасенсы
дурят простачков. А вполне реальное и ощутимое волшебство. Как в Вовкиной
компьютерной игрушке… До сего момента воспринимал с затаенной надеждой и опаской
— а вдруг искры и фокусы со зрением просто глюки? Но драка показала, как я
ошибался. Магия существует! Существует, черт побери!!!
Я вскочил с земли и со всех ног помчался домой. Вопросов к Вадиму стало слишком
много…
ГЛАВА 3
Солнце медленно, но неуклонно опускалось к крыше девятиэтажки, что стояла
напротив. Сначала лизнуло лишь самым краешком, попробовало на вкус. Сверкнуло
напоследок жгучими красноватыми лучами и решительно погрузилось. Тени
удлинились, ожили. До кромешной темноты еще далеко, но появилась прохлада –
первый предвестник вечера. Звуки тоже изменились, стали глуше, спокойнее.
Я сидел на балконе, пил чай и яростно пыхтел сигаретой. В голове густой компот
из гипотез, фантастических предположений, опасений. Раз за разом прокручивал в
уме сегодняшние события, пытался выстраивать логические цепи. Но всякий раз
находилась какая-то мелочь, что рушила крепкий и прочный каркас умозаключений.
Катастрофически не хватало информации.
Поговорить с Вадимом не получилось. Вернувшись домой, я обнаружил, что студента
еще нет. Попробовал позвонить, но он упрямо не брал трубку. После трех или
четырех неудачных попыток, я махнул рукой и решил дождаться вечера. Явиться, в
конце концов. Светка и Вова уехали к родственникам — оставили записку на
серванте. Я остался предоставленный самому себе.
В мозгу то и дело возникали образы скоротечной драки. Я пытался вспомнить
ощущения, мысленно искал связи. Как получилось управлять пылью? Что подвигло?..
Нужно разобраться с новыми способностями, дабы в дальнейшем не ранить уже
невинных людей. Обретенная сила пугает, еще и как. Во время драки превратился в
нечто жестокое и холодное, не совсем человеческое. Сознание отступило, дало
место чему-то или кому-то, что всегда жило во мне. Но много лет крепко спало. А
теперь пробудилось, вырвалось наружу…
Неожиданно поймал себя на том, что минут пять пытаюсь пить чай из пустой кружки.
Встал с табурета, потянулся и пошел на кухню. Клацнул кнопкой чайника,
привалился к стене. На глаза попалась мисочка на серванте. Как раз под
вентиляционной решеткой. Туда Вадим каждый вечер наливал молоко для домового.
Возникла шальная мысль. Я открыл холодильник и достал пакет с молоком.
Ухмыльнулся, налил в блюдечко до краев. Чувствуя себя пациентом психбольницы,
сказал с неловкостью и уважительными нотками:
— Елистрат, прости что не верил в тебя. Сам понимаешь, современный мир отрицает
твое существование. Но теперь знаю, что домовые есть. Буду угощать каждый вечер.
Правда-правда!
Я замолчал, огляделся. Ничего не изменилось, никто и не подумал ответить. В моей
комнате клацали стрелки часов. Забурлил чайник, с клацаньем выключился. А так
тихо и мирно. Я пожал плечами, залил кипяток в кружку и направился в спальню. Но
когда переступал порог, в вентиляции зашуршало, закашляло. Раздался сварливый
голос:
— Меду добавь!
— Что? — охнул я изумившись. Выругался вполголоса — от неожиданности дернул
рукой, ошпарился кипятком.
— Мед я люблю, — проворчали из вытяжки. — И варенье. Давно сладенького не ел.
Если не жалко конечно.
Я попятился, медленно поставил кружку на стол. Пытаясь сохранять спокойствие,
опять полез в холодильник. На верхней полке нашел банку с вареньем. Чайной
ложечкой зачерпнул, насыпал в мисочку с молоком. Добавил еще.
— Хватит! — раздался тот же голос. Тонкий, но дребезжащий, старческий. — А то
слипнется. Хорошего понемножку.
Вновь заскреблось, заскрипело, будто маленькие коготки царапали по бетону.
Пластиковая решетка дрогнула, вывалилась наружу. Из черного отверстия показалось
серенькое и мохнатое. Звонко чихнуло, шмыгнуло носом. В воздух взвилось облако
пыли и штукатурки. Существо выбежало из туннеля вентиляции, быстро метнулось к
полу и подобрало решетку, потащило наверх, покряхтывая от натуги.
Колени подогнулись, и я бухнулся на кухонный табурет. С интересом присмотрелся к
еще одному жителю квартиры. На первый взгляд — бесформенный клубок шерсти. Но
при ближайшем рассмотрении… Маленький человечек, с ладонь ростом. Весь заросший,
мохнатый. Длинные волосы покрывали тело, спереди — окладистая борода. На темном
сморщенном личике блестели глазки-бусинки, выпирал длинный и острый нос. Из-под
бороды торчали маленькие ручки, босые ножки. На голове острые кошачьи ушки с
мохнатыми кисточками. Домовой одет в длинную рубашку из обрывков цветных
лоскутов. По стене передвигался легко и стремительно как по горизонтальной
поверхности, будто закон гравитации совершенно не действовал.
Елистрат приладил решетку на место, покряхтел и оглянулся.
— Что вылупился? — буркнул он. — Где твое: «Гой еси дядюшка домовой»? Ах да,
забыл… Ты же из этих самых, непосвященных. И как только волшебную силу урвал?
Говорил и говорю — мир катится в пропасть.
Бормоча ругательства, домовой скатился по стене, подобрался к мисочке. Достал
откуда-то из складок бороды малюсенькую деревянную ложечку, зачерпнул молока с
вареньем. Выпил, зажмурился от удовольствия.
— Малиновое, — крякнул он. — Угодил, молодец. Вадик нечасто балует сладеньким.
Говорит — обленюсь, растолстею. Прав, конечно, но все равно мог бы и почаще…
Елистрат зачерпнул еще. Потом вошел во вкус, ложка замелькала быстро-быстро.
Сначала хлюпало, затем застучало о дно миски. Я мотнул головой, со стуком
захлопнул челюсть. Надо же — живой домовой!
— Эээ… — промычал я. — Гой еси, дядюшка домовой!..
— Поздорову, молодец! — усмехнулся Елистрат, принялся вылизывать миску. –
Очнулся-таки. А я подумал — так и просидишь истуканом деревянным. Благодарствую
за подношение!
Серым клубком метнулся во внутренности серванта, притащил салфетку и начал
деловито вытирать миску. В кухню зашла Багира, потянула носом воздух,
зажмурилась. С места запрыгнула на верхушку шкафа, воткнула усатую морду в
тарелочку. Лизнула остатки молока с вареньем, презрительно фыркнула — не
понравилось.
— А ну брысь, ведьмино отродье! — рявкнул домовой, погрозил кулачком. — Сколько
раз мое молочко лакала! Никак не нажрешься, скотина бессловесная! Мышей лови!