Пит замер.
— Нет. Не можем.
— Но он нас защитит.
— Неужели? Ты понимаешь, что кто-то знал обо всем? Беллэй все подготовил! Он отослал нас в это убежище! И эти люди напали на хижину, как только мы туда приехали!
— Он послал нас в западню? Беллэй?
— Ясно что кто-то это сделал! А кто мог знать о том, где мы скрываемся?
— Но Беллэй… я не понимаю, зачем…
— А если он на них работает? Если он вовлечен в эту игру?
Симона застонала. В глазах светилась отчаянная тоска.
— Ну, скажи же, что это неправда…
— А у тебя найдется еще какой-нибудь ответ? Нас отослали сюда, чтобы умертвить!
Ее губы задрожали.
— Значит, нет никого, кому мы могли бы довериться. Нам ни за что не выжить.
Он смотрел на нее; мокрая одежда прилипала к телу. Он чувствовал ее страдания, полнейшее отчаяние и безнадежность.
— Нет, — сказал Пит, наконец. — Есть-таки человек, которому мы сможем довериться.
Часть четвертая
36
Что-то случилось. Не может же он настолько опоздать, — сказал Хьюстон.
Кафе было битком набито. Они с Симоной встревоженно ждали в угловой кабинке, поблизости от черного хода. Понемногу потягивая вино. Слушали долетавшие до них разговоры, когда зал стал заполняться людьми, пришедшими позавтракать. У них не было другого выхода. Время шло. Наконец, Хьюстон сказал Симоне, что им пора уходить.
— Нет, давай подождем еще немного.
— Нельзя так рисковать, — сказал Пит. — Что, если его телефон прослушивается? Что, если он разговаривал с… Со всеми этими людьми? Что, если один из них сидит здесь? Что, если его послали сюда, чтобы нас прикончить?
— Сейчас ты говоришь то же самое, что и я вчера.
— Не понимаю.
— Говоришь, что если он тоже повернул против нас, то нам конец. Если окажется, что безопасного места нет, то, значит, «Верлен» победил. Потому что мы парализованы. Но подобного мы позволить им не можем. Так что давай ждать и надеяться.
Он внимательно посмотрел на Симону.
— Не знаю, что бы я без тебя делал.
— Блин, да и я тоже не представляю, что бы вы делали без меня.
Но это произнесла не Симона. Голос принадлежал мужчине. Хьюстон в тревоге повернулся.
Возле их столика стоял Эндрюс: короткостриженный, квадратночелюстной, тяжеломускульный. Он стоял очень прямо и из-за рубашки с эполетами-погончиками казалось, что он все еще служит в армии.
Хьюстон отшатнулся.
— Откуда вы появились?
— С черного хода. Поэтому и опоздал. Хотел убедиться, что за мной нет «хвоста». Телефон я проверил: он не прослушивается. — Нервное лицо его было встревожено. Он задумчиво положил на стол папку, выдвинул стул и, выпрямившись, сел. — Вы жутко выглядите. Когда вы вчера позвонили, то не хотели рассказывать, что с вами произошло. А теперь…
Хьюстон рассказал.
Закончил он стариком в драндулете, подобравшим их на дороге. Он поверил в байку о несчастном случае и довез их до близлежащей деревушки, где, как только рыдван скрылся из вида, они заплатили какому-то пьянчуге, который отвез их в другую деревушку, находящуюся несколько дальше.
— И после всего случившегося у вас достает мужества встречаться со мной здесь? В общественном месте, битком набитом народом?
— Мы решили, что на виду у всех нас не станут убивать. Чересчур много свидетелей.
— Из вашего рассказа я понял, что эти ребятишки не особо стесняются.
— Огромное спасибо. Я именно на это и рассчитывал. На поддержку.
— «Верлен» и Харон? Нечто белое?
— Я знаю… смысла в этом не слишком много.
— Как камень, брошенный в пруд. Круги расходятся все дальше и дальше.
— Вам удалось узнать номера? — спросил Хьюстон.
Эндрюс внимательно посмотрел на него.
— Вы решительно настроены на то, чтобы продолжать все это?
— Больше, чем когда бы то ни было. Да разве у нас есть выбор? Либо мы бежим до тех пор, пока нас не схватят, либо раскрываем правду и деремся.
Эндрюс вздохнул.
— Узнал я эти номера. — Он взял папку и положил ее перед собой.
Но пальцы его двигались крайне неохотно.
— Это было непросто. Пришлось напоминать об одолжениях, сделанных мне когда-то. Пришлось и самому покланяться. Я потерял нескольких друзей из армейской разведки. Но в конце концов убедил всех, кого следовало. Им не хотелось называть номера без специального разрешения… Вы все еще уверены в том, что не можете доверять местным властям? Или лучше сказать так: французским властям?