- Заботы-заботы-заботы… почему бы и нет? - звучит само, и я уже жалею, что это сказал.
Потому что он отводит взгляд, снова замыкается в себе, подхватывая бутылку. Ему больно? А пусть представит, каково мне… Сейчас, когда он вот так, в открытую, спрашивает – а не смущает ли меня то, что он раб?!
Проклятое прошлое… Есть ли для меня шанс начать все сначала, забыв? Сомневаюсь…
- оОо -
- Ванхидас, Хоук! Как ты можешь?! Они же МАГИ!
Пожимаю плечами. Глупышка-дурашка, не понимает, что маг с удавкой на шее опасен вдвойне, потому что это – крыса, наделенная даром раскалывать землю под лапами зажавшей ее в угол кошки. А главное, объяснить ему это – невозможно. Слишком горяч, слишком импульсивен, слишком убежден в своей правоте. Так похож на Андерса, что даже странно, как они еще не устроили кошачью драку, деля территорию… Или же, почему они до сих пор не спят в одной кровати…
Последняя мысль царапается и колется, раздражает каким-то несоответствием. Почему? Не знаю. Если по чести – знать не хочу, потому что для этого придется заглянуть вглубь себя самого, а там, в этой глубине, до отвращения много мерзости, которую не хочется ворошить.
- Захотелось.
Да, я отпускаю их, тех самых магов, которых ненавижу всей душой – и если встает вопрос о сдаче в Круг – предпочту их всех перерезать своим руками. Только вот эльфику не понять, почему. А ведь все так просто – до боли.
Есть – маги. Те, кто одним движением руки может разнести в пыль надежную крепость, кому покорно пространство и время, кто не гнушается распороть кривым кинжалом тела одного или нескольких рабов – подумаешь, в Питомниках все равно наплодятся еще.
А есть те, кому довелось родиться с Проклятием магии – и для кого по сей день самым страшным умением является Энтропическая смерть – в лучшем случае. Ну и, конечно же – Одержимость, когда из Проклятых они становятся Проклятием…
Но объяснять это тому, кто зашорен по самую белогривую макушку? Бессмысленно. Рычит словно звереныш, того и гляди полезет кусаться. Не сказать, чтобы я был столь уж против… Ох, Создатель, как мне избавиться от моего навязчивого желания? Стоит, сверкая своими зелеными глазищами, ярится, пышет силой – безудержной, ядовитой, опасной…
- Пить будешь?
Я не ослышался? Нет, определенно, мне никогда не понять этого эльфа. Только что он был готов меня растерзать - и вот уже протягивает бутылку Агреджио, утирая тыльной стороной перчатки губы.
- И за что ты пьешь? – успеваю стиснуть зубы, чтобы не договорить «на этот раз».
- Сегодня – годовщина моего побега. Astia vala femundis! Хочешь послушать историю?
С губ само срывается:
- Мне нравится слушать, как ты болтаешь…
Его смешок – с ноткой опьянения, но неожиданно добродушный. Он, кажется, и сам не понимает, как мучительно слышать в его фразах невольный флирт…
Мне плевать, что он несет – потом, если будет нужно, я вспомню все до малейшей паузы – но сейчас… сейчас я всего лишь позволяю сознанию наслаждаться. Еще несколько мгновений близости, не физической, но духовной. Опять ворованные – ведь он вновь пьян. Пусть – хотя бы так я ощущаю себя не совсем одиноким.
- Однажды раб – раб навсегда…
Я и сам не понимаю, о ком сейчас говорю…
Перечерченные лириумом губы кривятся в неловкой и неумелой улыбке, но гораздо важнее – выражение облегчения в его глазах – когда я соглашаюсь, что этот вечер – совсем неподходящий.
Одиночество вгрызается в тело ледяными клыками. Как все было просто…
- оОо –
Снова пьянка, снова Изабелла завела свою шарманку про козла и пожар… снова нет Андерса. Он почти никогда не приходит. Может, и к лучшему – мне хватает и безудержной тяги к мрачному подобию себя самого – сидит, дуется на плохие карты, теребит кружку с дерьмовым Корфовым виски.
Скоро вновь напьется до невменяемого состояния. Проверено. И мне в компании Варрика опять тащить его в Верхний город, выслушивая поток пьяного бреда – с каждым разом все более откровенного. С каждым разом все более жестокого. С ним хорошо молчать, но слушать его поистине непереносимо, потому что яд его откровений затекает в вены, медленно убивая душу.
Тяжело под понимающим взглядом обретенного кровного брата стискивать зубы, когда он бормочет о проклятых тевинтерцах, о магии, о рабстве и снова о тевинтерцах. Тяжело отводить глаза от искаженного яростью лица, когда он выплевывает ругательства на новоимперском, в которых поминает всех Богов и Равных, и при этом удерживаться от желания уронить на землю, поставить на колени, прижимая стопой к земле – за непокорность, за длинный язык, за неуважение и богохульство. Тяжело смотреть на белые линии на его коже – и давить, словно слепого щенка, желание припасть к ним губами и зубами, впиваясь-вгрызаясь в плоть. Тяжело удерживать в руках непослушное тело – и не желать содрать с него рукодельный доспех Мятежников с Сегерона, Воинов Тумана.
Тяжело, когда он неловко хватает за грудки и шипит прямо в лицо о своей ненависти ко мне – из-за того, что я похож на кого-то из его прошлого, чувствовать на губах его пропитанное спиртом дыхание – и не желать… не желать его.
И от этого я лишь острее ощущаю – мне нет места здесь. Среди тех, кто никогда не знал всей темноты и грязи рабства, не видел Алтарей и текущих с них ручьев крови, не думал даже, что это вообще возможно. Я – дитя другого мира. Мира по ТУ сторону от тенет Карманов и Безвременья.
Волчонок – тоже… но он сумел заставить себя вырваться оттуда.
А я – не смог.
Он строит для себя новый мир – вне власти Семи, вне покорности, вне подчинения, создает свою собственную веру, чтобы заполнить пустоту, что он сотворил сам – вырвав из сердца, души и тела Империум. Только вот вера его – стеклянная. Один удар реальности – и она рассыплется серебристо-лириумным песком. Смогу ли я увести его из-под этих ударов?
Сомневаюсь.
- оОо –
Песок на Рваном берегу отливает зеленью – слишком жарко, слишком душно. До лета остаются считанные дни – а у нас, как обычно, прибавляется работы. Мерриль что-то тихонько напевает себе под нос, но я ясно вижу – она волнуется, и Изабелла, отправившаяся с нами «просто так», держится поблизости от нее, готовая в любой момент помочь и поддержать, вытащить из накатившей волны мрачных мыслей. Варрик что-то вполголоса доказывает Фенрису – и Волчонок этим чем-то явно не доволен…
Воздух пахнет солью…
И кровью. А еще – знакомой до отвращения силой. Учуял бы раньше, если бы не щиты… и не то, что я непозволительно расслабился за годы вдали от… дома. Дома, да. Мое спасение и проклятие. Ненавижу.
Охотники – глупы. Это все, что я могу сказать. На профессионала Данариус расщедриться явно не захотел – а профессионалы в Империуме исключительно моей собственной выучки… эти же идут на Призрака как на простого шахтера – лишь с арканами и слабосильным мальчишкой-учеником, которому самая верная дорога на Алтарь – за непригодность.
Бой завершается быстро… но вот то, что я слышу мне совсем не нравится. Адрианна помнит меня – я даже не сомневаюсь в этом.
И снова всплывает вопрос – а только ли за Фенрисом пришла эта команда?
И вообще, а ожидалось ли, что они смогут привести его назад? Не думаю. Данариус никогда не был самоуверенным… тщеславным и амбициозным – да, но не самоуверенным. В Империи это – чревато. Потому что всегда найдется кто-то сильнее тебя. Даже если ты Архонт – ты должен помнить о своей уязвимости в садке с тилларийскими пираньми, имя которым – Магистры и Иерархи Империума. По совместному решению Мерриль и Белла поворачивают обратно в Киркволл, с негласным наказом – поднимать по тревоге Андерса, чтобы был готовым принять пациентов, если что, а в путь к загонам работорговцев к северу от города выдвигаются только трое.