Порез на ладони глубокий и тонкий, как волос — кинжал всегда в отличном состоянии, и несколько лиловых капель срываются вниз, на руны Защиты. Три. Два. Один.
Магия бьет как кнут со стальным оконечником на хвостовище, заставляя само пространство раздаться в стороны, выпуская физическое воплощение концентрированной силы, что удерживала Ио там, где он был. Это до замирания сердца прекрасно. Потоки, тонкие, как кружево в руках неваррской мастерицы, сплетаются в сложные покровы, отчего-то напоминающие мне саван. Смесь магии Духа и Энтропии, плетение лучших некромагов… и где только Стражи их разыскали?
Ладонью провожу сквозь сияние, касаясь переплетений… нет, нельзя. Пальцы сжимаются в кулак. Нельзя, чтобы ты увидел, что я могу различать эти потоки. Прости, любовь моя. Снова я лгу. Как обычно.
Ключ, словно живой, тянется в это сияние, рвется, желает окунуться в чистую магию. Откованным из чистого лириума, что может принять любую форму по воле его носителя, он, тем не менее, обладает условным ограниченным сознанием, псевдо-разумом, как любой сложный артефакт, и весь путь я вынужден был сражаться с ним за то, чтобы он держал вид кинжала, хотя то и дело Ключ норовил стать в моих руках посохом…
Сейчас его желание почти сбылось. В сиянии его очертания размываются, растекаются, сменяя одну форму за другой — посох, кинжал, меч полуторный и двуручный, лук, булава и топор… и снова посох. Ну уж нет…
Додумать я не успеваю. Магия взрывается неудержимым вулканом силы, выплескиваясь вовне, рассыпаясь искрами. Перевернуться, вскочить на ноги — и в моей руке вновь крюкообразный кинжал, алым глазком Кристалла Крови глядящий на мир.
Ларий разглядывает Искаженного магистра с каким-то жадным интересом. Убить бы его… впрочем, сейчас не до того.
Земли гномов? Что ж, он мог это решить, увидев Парагонов, что стоят на страже его Узилища. Архонт Ио… озадачен — недостаточно точное слово. Ошеломлен — но даже века заключения не заставили его растерять умение держать лицо. Такой до боли знакомый выговор, такой до ужаса привычный тон… И то и дело — замена слов Торгового на классический Древний Арканум — привычки изжить невозможно… Насмешка судьбы, все мы, кто сейчас пришли в Башню, знаем его. Мы с Волчонком — как дети Империи, ты — как маг Круга, Белла по непонятным мне, но явно весьма весомым причинам, что я выяснил случайно, застав ее за чтением какой-то книженции по магии на пару с Мерриль… Варрик и Ларий получили великолепное образование — один как Торговый Принц, второй — в любом случае как Страж, но, быть может, не раньше. Его имя указывает на происхождение из аристократов.
— Ты! Ты служитель Храма Думата? Вынеси меня отсюда, я должен поговорить с Первым Аколитом.
Ты вздрагиваешь, растерянно поддергивая накидку, так, словно тебя зазнобило от одного его присутствия:
— Думат был первым из Древних Богов, кто стал Архидемоном. Но… его Храмов не существует со времен Древней Империи!
Если бы ты знал, насколько ты ошибаешься, счастье мое… Даже Фенрис едко хмыкает за моей спиной — он тоже знает, но тебе не расскажет. Его Печать ему не позволит…
За этой беседой я почти полностью пропускаю фразу Архонта… кроме последних его слов, что щелкают в воздухе будто хлыст. Только огромным усилием воли я заставляю себя остаться стоять, когда он требует, чтобы мы пали ниц. И краем глаза замечаю, как дергается, словно тоже борется с собой, Волчонок.
Что я могу? Лишь продолжать свою игру… Я знаю мощь Семи… и пусть я пытался отринуть их культ, он слишком глубоко пророс в мою душу и сердце. Слишком много крови и боли я перенес… и теперь могу лишь надеяться, что Боги не сочтут мои слова оскорблением.
— Ты чудовище! Ты Проклятый, ты оскверняешь нашу землю! Я не отпущу тебя!
Его взгляд слишком пристальный, слишком… всепроникающий. Он чувствует? А быть может и неоспоримо знает, кто я такой… Что-то взвешивает, прикидывает, приценивается…
— Это ты… я чую, как пылает в тебе кровь… ты — одна из причин моего заточения… Думат! Владыка! Ответь, не сон ли недремный это? — на его изуродованном самой магией лице появляется выражение сожаления, и голос неожиданно становится тише, временами все так же соскальзывая с не слишком понятного из-за акцента и особенностей манеры речи Торгового на Древний Арканум. Он смотрит в огромный арочный проем на плывущий в небесах диск Луны, странно мерцающий. Она кажется Мраморной, что просто невозможно, ведь сейчас лето, и вздыхает, чуть прикрывая глаза и будто купаясь в ее серебристо-лазурных лучах. — Свет… Мы шли на Золотой свет… Ты предложил нам… силу самих Богов — в помощь. Больше, чем прежде… Чище… Ближе к вам… Но она оказалась черной, оскверненной… несущей Тьму… Ту, что царит до сих пор, я чувствую это… Но как долго?!
Бог не мог обмануть… Я слишком часто был Вместилищем, слишком часто соприкасался мыслями с одним из Них. Так смешно и так глупо… Вас просто надули. Думат ли ответил вам? Сомневаюсь… Только вот кто? Впрочем, сейчас, спустя более чем тысячелетие по времени Тедаса это уже не имеет значения… Ларий охает — тихо, слишком по-человечески для существа, наполовину, если не более, сожранного той самой Скверной:
— Золотой Град! Первое Вторжение! Он — Магистр, что принес Мор!
— Это чушь! — ты в ярости сжимаешь кулаки, — не могла быть магических чудищ, что посягнули на какой-то там Град Создателя! Как вы можете верить церковной пропаганде?! Конечно, проще всего все свалить на магов, а потом позапирать их в Круги и…
Волчонок глухо, но как-то странно беззлобно фыркает, избавляя меня от необходимости комментировать твою фразу:
— Думаешь, Магистры не могут быть столь высокомерны, чтобы бросить вызов Создателю?
— И снова лишь пропаганда! — В твоих глазах начинают мерцать лазурные искры. Гораздо позже, чем могли бы, но все же…
— Этого не могло не быть, Андерс, — хрупкий лед под моими ногами. Очень хрупкий… — Иначе откуда бы пошла Скверна?
— Быть может, творение Древних Богов? — Щуришься, ехидно, недоверчиво, словно хочешь добавить «Ну оспорь же, слезь в ссору, выведи Справедливость…» и нарываешься чуть ли не на драку. Нервничаешь, вздрагиваешь мелко и зло.
— Порождения — не только пример опасности магии, Андерс. Андрастианская Церковь учит нас, что именно высокомерие людей навлекло на нас Мор, — как бы я ни был не согласен с этим утверждением, я не могу не озвучить его. Потому что для вас я — ярый магоненавистник. Да, я такой… но по иным причинам… иногда так хочется вывалить тебе все, рассказать, открыться, показать все шрамы и незаживающие раны, что испещрили мою душу… если она вообще еще осталась у меня.
— Высокомерие магов, ты хотел сказать? — хмыкаешь и отворачиваешься, — Считай как знаешь. Я не смог переубедить тебя за пять лет… вряд ли еще несколько фраз что-то изменят…
В твоих глазах — боль и неприязнь. Сейчас как никогда мне хочется сорваться в пропасть. За то, что не могу найти компромисса. Но я не умею их искать. Я вырос там, где действует лишь один принцип: либо ты, либо тебя. Ты — моя слабость, мое самое уязвимое место, любовь моя. Прости, что не могу быть лучше.
Монстры не могут становиться лучше — лишь хуже.
— Если он смог добраться до Черного Города… он слишком силен, и кто знает, на что он способен еще? — Даже я могу лишь догадываться… а вам и того не дано, - Нужно уничтожить его. Очистить, — поймать взгляд серебристых глаз нелегко, но на последнем слове он сам пересекается со мной… и кажется, что в висках взрывается оглушительный звон, как от скрещения мечей. Понял. Осознал. В его время еще не было речи об Очищении Семи, но было понятие «Запятнавший свою силу»… Очищение Огнем — приговор тем, кто выступил против Семи, нарушая их заветы. Так, как поступили с Андрасте. Была ли она магессой, эта вероотступница, что сменила Семерых на Единого? Несомненно. Магистром? Сомневаюсь… На такое предательство всегда были способны лишь низшие…