Но не прошло и двадцати четырех часов, как Тоуд снова был на свободе и ехал домой, ошеломленный и потрясенный, впервые в жизни громко расхваливая не себя самого, а кое-кого другого.
Когда Председатель суда прочитал послание, переданное ему за несколько секунд до казни Тоуда, он был весьма удивлен, но не то чтобы недоволен отсрочкой казни на денек-другой.
Будучи и правда знаменит как судья-вешатель, Председатель был из тех судей, которые не уснут спокойно, не убедившись, что мера наказания полностью соответствует преступлению. По его мнению, повешение очень часто самая подходящая мера, поэтому в основном Председатель без колебаний отправлял на виселицу тех, кто проходил через его руки.
Но вот в кои веки раз появился преступник, для которого Председатель допускал возможность исправления при всей тяжести его преступлений, особенно в сфере ботаники. К нему можно было бы применить и нетрадиционную меру пресечения. И все же, как его честь ни ломал голову, ничего лучше виселицы для мистера Тоуда придумать не смог и, утомившись, махнул рукой и вынес привычный приговор. А потом пришло это письмо, и все разом изменилось. Преступления мистера Тоуда и наказание за них представились ему теперь совсем в ином свете.
Председатель суда так удивился содержанию письма, что даже перечитал его несколько раз, так же как и приложенную к нему вырезку из городской вечерней газеты.
— «Ждем ваших комментариев», — написал ему нахальный редактор сего печатного органа.
Статья имела заголовок:
«БЫВШИЙ ДВОРЕЦКИЙ
ЕГО СВЕТЛОСТИ
БЕЖИТ С ОБМАНУТОЙ НЕВЕСТОЙ-ФРАНЦУЖЕНКОЙ».
Ниже более мелким шрифтом было набрано:
«ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО В ГАРВИЧЕ.
ЗАВТРА ОНИ ОТБЫВАЮТ В АВСТРАЛИЮ».
Ниже — еще мельче:
«ПОСАЖЕНОМУ ОТЦУ НЕВЕСТЫ
И СУДЬЕ ВЗДЕРНИ ВСЕХ ПОВЫШЕ
УДАЛОСЬ ЗАСУДИТЬ БЫВШЕГО ЖЕНИХА».
А затем уже совсем обыкновенным шрифтом была набрана история, из которой следовало, что дворецкий Прендергаст, первостатейный, как выяснилось, Лотарио, сговорился с мадам д'Альбер-Шапелль, опозоренной невестой мистера Тоуда, бежать в утро казни последнего.
«В ту самую минуту, когда на шее благородного и храброго джентльмена затянется петля, бездушная графиня и вероломный дворецкий бестрепетно отплывут от наших когда-то славившихся справедливыми порядками берегов на поиски, так сказать, новых пастбищ. За всю нашу историю редко случалось что-нибудь подобное…»
Статья пестрела яркими и трагическими подробностями. Председатель суда давно привык к демагогии прессы, но если эти факты правдивы… Он был потрясен. Мадам выходит замуж за дворецкого, вот в чем суть! До него только сейчас дошло, какое благородство и мужество скрывались под маской преступника, которую носил мистер Тоуд.
— Он, должно быть, знал или в последнюю минуту догадался о ее шашнях с Прендергастом и, будучи слишком джентльменом, чтобы обнародовать свои подозрения, предпочел бежать, — сказал себе Председатель суда. И еще подумал, что мистер Тоуд, конечно, имеет больший опыт общения с дамами, чем он, Председатель, но даже он не устоял против ее французского шарма. Даже он поверил кажущейся надежности Прендергаста. — Графиня и дворецкий! Мы не можем и не станем вешать джентльмена за нарушение обязательства, данного такой даме!
Машина Правосудия, как верно отметил Барсук, заводится долго, но потом ее трудно остановить. Но не тогда, когда скандал разражается в высших сферах, и не тогда, когда одним махом подрываются Мощь Закона, Справедливость Правосудия и Мудрость Церкви! И кем? Всяким сбродом. И где? В желтой прессе. Тогда колеса Правосудия останавливаются мгновенно и тут же начинают вертеться в другую сторону.
И все же, поразмыслив, решил Председатель суда, когда все формальности были уже улажены, то есть приказу о помиловании мистера Тоуда, подписанному самим Председателем суда, епископом и начальником полиции, был дан ход, и все же, как ни шокирует этот побег двух любовников, пожалуй, Прендергаста недооценили. А вдруг этот самый побег — придуманный дворецким способ вынуть его хозяина из петли?
— М-м, — протянул Председатель суда и улыбнулся. Он вынужден был признаться себе, что, насколько он знает Прендергаста, дело обстоит именно так. — Так как же мы все-таки поступим с мистером Тоудом? Ведь кое в чем он все же виновен.
Тут раздался стук в дверь и секретарь объявил о посетителе. Это оказался юный Граф.
— Ага!.. — выжидающе протянул Председатель суда.
— Меня послал к вам месье Прендергаст, мой новый папа, — начал юноша, и вид у него был очень усталый и жалкий.
— Так они действительно поженились?
— Да, месье, сегодня утром их поженил капитан корабля, на котором они отплыли в тот самый час, когда мистера Тоуда гильотинировали.
— Повесили, — поправил Председатель суда. — Но он жив.
— Формидабль! Великолепно! — воскликнул Граф с облегчением.
— Он помилован, — сообщил Председатель суда.
— У меня письмо от месье Прендергаста, — сказал юноша, вручая его чести листок, исписанный давно знакомым ему почерком.
«Ваша Высокая Честь,
надеюсь, Вы извините меня, если я сошлюсь на наши с Вами давние деловые отношения, в ходе которых Вы любезно дали мне понять, что рады были бы сделать для меня что-нибудь, если это будет в Вашей власти. Я всегда считал Вас добрым и справедливым человеком. И лишь из гордости я до сих пор не воспользовался Вашим любезным обещанием. Однако думаю, что мое бегство с Мадам во многом изменило положение вещей. Во всяком случае, очень надеюсь, что изменило, потому что мистер Тоуд добр в глубине души, но… В общем, следует положиться на случай и на прессу. Сейчас я хотел бы поговорить о сыне Мадам и о болезненном вопросе надлежащего наказания для мистера Тоуда, в том случае если высшая мера будет отменена…»
Далее шло все в том же ключе, и довольно долго, а в конце Прендергаст выдвигал смелое и очень находчивое предложение, подсказавшее его чести, как лучше поступить. Он перечитал письмо еще раз и лишь тогда перевел взгляд на юношу, который уже весь изнервничался.
— Так вы не захотели отплыть в Австралию вместе с вашей матушкой?
— Нет, месье, — не колеблясь ни секунды, ответил Граф.
— Может, вы хотели бы вернуться во Францию, к родственникам?
— Нет, месье. Мне никто из них не нравится, — сказал он еще тверже.
— Тогда, может, вы располагаете средствами, чтобы зажить своим домом?
— У меня есть деньги, месье, но я не хотел бы жить один. Месье Прендергаст сказал, что вы укажете мне, что делать.
— Вот как? — сказал Председатель суда, и тонкая улыбка тронула его губы.
— Он был уверен!
— Гм-м. Ну что же… — И его честь посмотрел на Графа долгим и пристальным взглядом.
Наконец он сказал:
— Я вам задам один вопрос, и от вашего ответа будет в значительной степени зависеть ваше будущее, и не только ваше. Скажите мне, только прежде хорошенько подумайте, какое время в вашей жизни было самое счастливое?
Юноша удивленно замолчал, может быть вспоминая, как много подарков ему дарили, какие приятные сюрпризы устраивали, по каким экзотическим местам возили, как баловали. Председатель суда наблюдал, как тени многих воспоминаний прошли по его лицу, но счастья или хотя бы удовлетворения на нем не отразилось. И вдруг, как будто солнце выглянуло наконец из-за туч, в глазах подростка засветилось счастье.
— Итак?
— Однажды он…
— Кто? — мягко переспросил Председатель суда.
— Месье Тоуд. Мы с ним удили рыбу, но…
— Да-да. Не стесняйтесь, рассказывайте, у нас много времени.
— Дело было даже не в самой рыбалке, а в том, как он учил меня насаживать, подсекать, выбирать мух для наживки… и…
— Ну-ну?
— Он научил меня привязывать крючок! Да, это было самое счастливое время. Мне так понравилось! А потом, месье, мы…