Лева Шульц отрастил было роскошную «афро», но когда! Когда попал под машину и полгода пролежал в гипсе. Нашел время похипповать! Сняли гипс, и Леву тут же отправили в «перукарню», где его по новой облысили. Не дорогая ли это цена за возможность носить патлы — перелом ноги? Вопрос риторический. Вот начинает обрастать далекий от поп-музыки Кунц, но это он, как говорится, машинально.
Длинные волосы в обычной школе не приветствовались, что закономерно, учитывая их негигиеничность и противный обмен веществ у подростков, от которых и так вечно попахивает. Зато на них не обращают внимания там, куда поступил лемурчик Кунц — в ПТУ! Бакланы имели полное право заявлять: «Вас еще два года будут в школе за патлы гонять, а у нас — бесплатное питание, потом — бесплатные обувь и роба, и в третьих — не стригут». Поэтому, в начале 70‑х по длине волос можно было опознать далеко не богему, не битника, не психосатаниста, а Его Профтехучилища Баклана!
Вот у кого «будут волосы все распатланы», если послушать Галича в любимой песне Лены Канн — от которой тоже исходил тяжелый духан, пермаригидное зловоние — «Гостиничная пастораль». Благодаря этому факту даже возникло отдельное понятие, спецопределение такое — хиппи боклан. С ударением на «о», как «очко» или «лезгинка-шалако». Запомнили? Применяйте.
— Трудно сказать, — скромно и уклончиво произносит Джокер, стараясь не обострять.
— Старший брат Зарыги, Витька Новокрест, шо служил в Морфлоте, говорит, что в Турции показывали 666 серий, — с подспудным фанатизмом чеканит слова Короленко, отец лжи и разносчик суеверий.
— Хай Мертвоглядов расскажет им по новой тот фильм, про Вампира, что он смотрел в ГДР, если он, конечно, не напиздел.
Что-то Гарриман об этом уже слышал. Какие-то абстракции доходили. Обычно в пересказках подобного рода детали и сюжет оказываются безнадежно погребены во браге вымысла. Когда Гарриману было лет одиналцать, и звали его тогда еще Фриц, Каганчик-младший пошел навстречу малолетке, и побаловал его своей версией «Анжелики — маркизы ангелов». Она была до такой степени несуразной, что даже Гарри, ребенок, освоивший по случаю «Судебную медицину» и «Гигиену женщины» Паппа и Школьника догадался, в чем тут дело. Каганчик воспользовался шансом выплеснуть ему в уши всю свою умозрительную онано-паранойю. Нашел психиатра! Слышал бы своего внука дедушка-конармеец, достойный пера Бабеля и фронтовой шофер.
Мертвоглядов реагирует без энтузиазма. Видимо, родители не позволяют ему распускать слизистый рецептор насчет их жизни за границей. Пускай это было всего лишь ГДР-овское чистилище между капиталистическим адом и парадизом Леонида Ильича.
Однако, мало помалу его колебания утихают, и по хлопанью мясистых век можно заключить, что Мертвоглядов настраивается, вспоминает подробности, и готов нарушить данное своим предам обещание.
Наконец, он убирает за спину руки, хохлится, как больная птичка и начинает:
— Там вначале проходит банкет. Прямо в комнате сцена. Лабает ансамбль — какие-то патлатые чуваки. Танцует классная негритянка. А под одним столом, когда приходят полицейские, то видят, что там на полу чудак долбится с чудачкой, а та, слышишь, спокойно так ест яблоко.
«Восемьдесят минут», — мысленно уточняет Джокер
— …и там, между гостей уже ходит один, он потом окажется главный. У него в медальоне есть пепел Вампира. На другой день он же, в баре, говорит своим кентам: у меня есть порошок. Тот, шо пепел. Все, шо осталось от Вампира. А девки орут: так давайте его оживим. И потом они обратно собираются, уже на кладбище, в старой церкви. И тогда этот тип Джонни собирается… вызывать… Сатану… врубает магнитофон и подговаривает одну молодую бабу чтобы она дала разрезать себе руку и перелить кровь в специальный кубок…
«У директора нашей школы Распиздяя Леонтьевича таких кубков полный кабинет, — продолжает безмолвно комментировать мертвоглядовский рассказ Гарриман, — Недаром мы его говном закидали, тоже как настоящие вурдалаки».
— …а пепел этот тип Джонни уже замешал с кровью и пересыпал в дырку… Не! Он еще читает заклинания, орет так классно, на всю церковь, как будто Гитлер, под страшную музыку. А остальные хипповые чудаки с чудохами, понял, не видят же, что пленка уже закончилась, смоталась, и крутится вхолостую на одном подкассетнике, но музыка! — Мертвоглядов делает важное лицо, — не умолкает.
— Вот-вот, а Короленко подавай восемьдесят минут хуесосанья! — уже в голос вставляет Гарриман.
— Шо-шо? — тотчас же переспрашивает Короленко, оскаливая острые, незапущенные зубы.