Зачем умение читать большинству? Что оно им дает? К чему приводит грамотность — только к гибели лесов, к отравлению рек, где должен плавать неграмотный, дикий Берг, которого и не видел бы никто. Скажи мне, какая больше, если наш общий знакомый Коваленко читает, баран, древних греков, только чтобы, — я понизил голос, — выебываться перед дурочками, которые ему подставляют, потому что тоже начитались, что это обязательно надо делать? Прежде всего, никакой пользы самому Коваленко, это неисправимый холоп, ты его знаешь. Кстати, этот дурак, с испорченным в армии глазом, снова начал собирать марки, ходит по толчку, пялится в лупу. Пусть передохнут люди, большинство, тогда уцелевшее меньшинство будет обязано отказаться от ненужных вещей.
По-моему, наши педагоги поступали, как деторастлители, скрывая от доверенных им детей опасность и вред одного, называя при этом другое. В них чувствовалась порочная готовность делать с учениками молодежные глупости, под новую музыку. Впрочем, растлителей с возрастом принято жалеть и поощрять.
Я ненавидел приносить пользу обществу, служить в армии, ходить на работу. Мне уже тогда было ясно, для кого это созидается, кому позволяют выживать по дешевке, за чьи дрожащие яйца идет торг с Западом, кого выкармливает себе на погибель Империя Зла на сороковом градусе минетного блаженства, готовая простить что угодно кому угодно. Иногда в детсадах крысы-самоубийцы прыгали в кастрюли с кипящим молоком, но если не дохли от смертельных доз взрослые, то что говорить о детях? Они подрастали, набираясь наглости, чтобы сказать, пыхтя пиздятиной: «спасибо тебе, Советская Власть, что позволила от тебя отречься, предать тебя безнаказанно! Пощадила нас, теперь погибай и любуйся, коль твое предназначение было дать выжить недоношенному и малокровному».
Надо было строить прочные дома, чтобы в них открывали магазины, где продаются книги вонючек? Вонючек, способных описать все, кроме собственной вони (как ненавидел их за вонь Фрэнк Синатра!), на бумане из мертвых деревьев, тех, на чьих зеленых ветвях должны были бы висеть их гнилые туши. Для кого открывались доступные кабаки? В них теперь презентуют новый роман «Чем затыкалась Сруль», и вручается премия «Старой Жопе на босоножки», ты знаешь, кто у нас Старая Жопа.
Где смерть? Где эпидемия, которая должна была опередить предательство, и оставить посреди безлюдия и безмолвия в чистом воздухе монументы имперского величия?! Вот как повлиял на меня ваш концерт.
Не могу сказать, как повлияла моя речь на Зуева, но когда мы пересели из заводского автбуса в обычный, маршрутный, он, опередив мою руку, буркнул:
— Не надо, Лёня. Я заплачу.
Вот что значит, человек со стажем. Кто способен долго работать, тот умеет долго и о многом молчать.
Если играет давно знакомая песня, не замечаешь, тянет ли запись или наоборот, крутится быстрее. Ты и так ее отлично помнишь. Жизнь то же самое. Знаешь, в каком месте громыхнет гонг, когда отрыгнет в сторону полубухой солист.
Сумрак под сводами арок, в углах домов, где свисают водосточные труды, тень под деревьями — это наяву. А полосы солнечного света — это сон. Во сне солнце светит откуда вздумается и заходит куда вздумается. От этой мысли, коротко фыркнув подобием смешка, я словно очнулся. Я не уверен, ездил я трамваем туда, откуда потом — автобусом. Зуев говорит, что оба — Дмитренко и Гриценко (кажется, правильно будет все же Грищук или Гринчук) ушли в мир иной, но разве это доказывает, что они когда-либо существовали? Или я оплакиваю то, чего не было? С таким же успехом можно прибавить откидной мост на цепях и рыцарские доспехи в жирной пыли, то есть, в копоти перед входом в заводоуправление.
Два дня назад наступил Новый год. Позвонил Сермяга: Говорит: «в ванне заливное из белья. Стирать не могу, руки дрожат, ебать-копать. Тело все чешется, то ли от грязи, то ли инфекция. Ночевал тут один козел, может от него подхватил…»
Я не спрашиваю имени козла. Мне и так понятно, что Сермягу посетил нормальный средневековый демон Шабаша, или великий бог Пан. С рогами и пристальным взглядом. Среди новогодних даров, который получил от него Сермяга, он намекнул только на один: Стоит закурить, начинается «рыголетто», из глотки вот таки пельмени летят. Тук-тук-тук об дно кастрюльки. Неудивительно, что Сермяга почти не ходит по магазинам.
Гриценко больше нет. Дмитренко больше нет. Не о ком стало сказать «звезда волнуется». Зуев сообщает, что новые хозяева предприятия решили совсем упразднить художественную самодеятельность. И она без сопротивления прекратила существование, в точности как это произошло с магической реальностью, которой она обязана своим возникновением. Обмен опытом между злыми людьми прекращен, они крестят внуков, и закрашенные звезды не сулят им скорого возмездия. Белый сценический костюм. Он меня любит. Коля, выгоняй их на хуй. Хватит долбать по голове. Кого мне действительно не хватает? Куда я стремлюсь? Мода и путешествия меня мало интересует (а модники и путешественники мало дохнут), главное ходить в одних и тех же вещах по одним и тем же маршрутам. А остальное придумают за тебя.