Выбрать главу

Короленко действительно похож на двух популярных артистов кино — Борисова и Бурляева. Но он выше ростом их обоих. Короленко мечтает о карьере официанта, и возможно, за годы хождения с подносами, каркас его мумии и подсядет, а пока что — он выше.

В телефильме «Кража» играют оба, причем, если Борисов не великан, то Коля Бурляев попросту лилипут, не крупнее Джеймса Брауна. Впрочем, не считая последних четырех слов, все это мнение не Гарримана. Он полностью его подслушал из разговора двух баб с выщипанными бровями — на именинах у Кузины. Если честно, Гарриман вообще не имеет понятия, как выглядят и Бурляев, и Борисов, зато фоток Джеймса Брауна — их есть у него! О нем можно определенно сказать, что он готов повесить на стенку портрет негра. Что среди лемуров в, общем-то, не принято. Возможно, поэтому все его прозвища нарочито американские: Гарриман, Трумэн, и новейшее — Джипси Джокер.

Джипси Джокер озабоченно смотрит в проем между домами, тот, что выходит прямо на проспект. В кармане румынского плаща… Покупку плаща ему навязал Зэлк-басист. Своим бурчанием: «Когда ты уже прекратишь тягать этот жидовский самопал?». Он имел в виду нормальный черный куртец из phoney-leather, купленный Джокером по дешевке — всего за пару чирикманов у Якова. Яков — вылитый Гарри Зэйн, бас-гитарист группы Урия Гипп. Похож и патлами, и грустными глазами. Зэйн, говорят, ушел недавно в мир иной. Толи током ебануло, толи тут снова замешаны наркотики. Без них на Западе не может обойтись не один фраер. Плюс, если здесь, у нас, среди славян, молдаван, иногда узбеков Очколаз — всего лишь необычная фамилия, то там, за границей, кажется все, кроме Тома Джонса и Азнавура, просаживают друг дружку в дупло, по крайней мере такой у них вид на «шкурах» от пластов и других портретах.

Цвет макинтоша «Бухарест» напоминает кофе с молоком в буфете гостиницы «Днепр‑2», где круглый год и круглосуточно можно бухнуть, если зимой — в тепле, а если летом — то в прохладе. Джокер находит двушку, просит, чтобы постерегли его ведро, и пиздует на проспект позвонить из автомата.

Машины снуют, но не очень быстро. Проплывает белый «Икарус» с черной гармошкой посередине — это как раз тот маршрут, что останавливается у дома политпросвещения, совсем рядом от оазиса «Днепр‑2».

Гарриман внимательно осматривает асфальт под ногами, и только потом набирает номер другого района.

— Пригласите, пожалуйста, Нину, — просит он поставленным баритоном, чуть-чуть похоже на грузина.

— Ниночка гуляет с подругой, ее сейчас нет дома, — отвечает бабушка.

Повешенная на место трубка оттягивает рычажок, как плоская грудь школьника чудесные груди Ани Малкут; если к ним прижаться, танцуя медленный танец, скажем, под этот блюз Blood, Sweat and Tears, который узнают все, кто его хотя бы раз услышал.

Собственно, Джокер звонил, чтобы поблагодарить Нэнси — Войну миров за портретик Чарлза Мэнсона. Его напечатали на последней странице польского журнала «Экран». Такие вещи продают только в киоске «Интуриста». Джокер уже успел его оттуда вырезать и вставить в круглый значок, на место кадрика из плебейской мультипликации «Ну, погоди!»

Трубка виснет, как дохлый кот, однако в гнездо возврата ничего не падает. Расстроенный Гарри закуривает вторую «Флуераш», делает глубокую затяжку, как будто это brown dirt marijuana, выпускает дым в сторону манекенов за витриной универмага. Где-то там находится логово Виктории Слюсар. Some dish. Один дядя в Канаде, другой в Австралии. Третий дядя погиб под Сталинградом. Говорят, что рядом с домом сержанта Павлова, подхватили его арийскую душу валькирии… Виктория буквально дымится шиком и богохульством. Диски, связи, нетипичный для советских девушек деловитый сексапил. Не наш человек.

И в табачное облако, точно психоделическое видение мурзы, вкатывает кремовый мерседес-бенц 30‑х годов. С некоторых пор он стал появляться, словно призрак замка Моррисвиль, на проспекте Мотор-сити. Настоящая старая модель. For ladies only.

Гарриман знает этих фраеров. Они все одного с Зэлком года, работают под богему, то есть под хуйлыгу из повести Альбера Камюса «Посторонний». Которым у нас вход якобы воспрещен, а в действительности фарпуют джинсами. В женской уборной за универмагом «Мемфис» можно купить даже вибратор. У вонючих поляков — так утверждает Азизян.

Гарриман пробовал читать этого Камюса. Дойдя до места, где французская соска обнимает ногами в морской воде сиротку Мерсо, и тот «снова ее захотел», Гарриман махнул рукой, захлопнул книгу, и отнес ее скифского вида библиотекарю. Похвалил мысленно ее бронзовые плечи в махровой майке, и потопал домой слушать последний альбом Эмерсон, Лейк энд Палмер. Другая вещь того же автора «Падение» показалась ему еще большим говном.