— Я смирно... Ты видела, как он прыгает? Он умеет гасить мяч. Ты слышала, как все закричали, он чуть-чуть не оборвал сетку. Он совсем навесился на неё. У него ещё один глаз всё время подмигивает... Он испугался медведя.
— А ты уже успела спросить?
Валентина сидела на корме, молча рулила, смотрела на Анну, как она гребла легко и сильно, чуть напрягая при каждом толчке вёслами красиво округлённые мускулы смуглых рук. Анна была босиком, в просто сшитом полотняном платье, с косами, уложенными венцом вокруг головы.
«Какая она юная сейчас! — думала Валентина, прислушиваясь к звонкому сипению воды, рассекаемой лодкой. — Вот сейчас я чуточку повернула влево — и мы поехали к протоку, теперь вправо... теперь мы, подвигаемся к острову. Я могу править, как угодно, и она не сразу заметит. Что, если мы налетим на эту скалу? Лодка опрокинется и все утонем», — Валентина подумала о том, как горевал бы Андрей, но тут же она взглянула на гордую голову Анны, на её сильные руки и представила, как эти руки выхватили бы из холодной текучей глубины ребёнка, как яростно боролись бы они за его жизнь!
«А если бы случайно спаслись только я и Маринка... — подумала ещё Валентина и даже испугалась. — Вот так, наверное, и убивают и грабят! Сначала просто мерещится «это», а потом всё проще и спокойнее».
— Правьте к острову! — сказала Анна, поднимая вёсла и осматриваясь. — Вон к тому мысику. Вам нравится то место?
— Очень нравится, — ответила Валентина и покраснела.
На белом песке низкого пустынного берега громоздились кучи сухого, чисто вымытого плавника. За песком, за редкими корявыми ивами, обросшими в половодье блеклозелёными космами тины, прохладно кустился береговой лес. Женщины высадили своих пассажиров и вытащили лодку на горячий песок.
Анна натаскала груду плавника для костра, и когда огонь погнал густые завитки дыма, начала подбрасывать в костёр сухие сучья, пока он не загудел одним огромным, рвущимся вверх пламенем, окружённым дрожащим, облачком дыма с пляшущими в нём мухами пепла.
— Как же мы теперь повесим чайник? — спросила Валентина.
— Мы потом вскипятим чай... — сказала Анна, не отрывая взгляда от рыжей гривы огня, развеваемой ветром. — Смотрите, как он торопится жить, какой он жадный и как скоро всё кончится из-за его жадности.
— Это просто оттого, что сухие дрова, — отразила возможный намёк Валентина, сама вся огненная и тёплая в своём оранжевом купальном костюме. — Дайте ему сырое полено, и он начнёт ворчать и глодать нехотя, как сытая собака.
— Да, это сухие дрова, — повторила Анна.
Низкий голос её прозвучал глухо.
32
Они воткнули в песок четыре палки, натянули на них простыню. Слабый ветерок набегал из прибрежных кустов, щедро заплетённых диким хмелем и повиликой. Прохладой веяло от реки, а на песке в это позднее утро было жарко.
Женщины лежали и тихо разговаривали.
— Вы обещали лодырничать: ведь сегодня выходной, — говорила Валентина, купая руки в сыпучем песке; тёплые струйки его скатывались по её плечам, она ловила их ладонью, снова сыпала на плечи и шею. — Вы хотели лодырничать, а захватили книги. Разве это отдых? Я вот готова, хоть целый день лежать, ни о чём не думая.
— Ни о чём не думая? — повторила Анна.
— Ну да, ни о чём не думая, — продолжала Валентина с притворным спокойствием. — Разве вы не устали от деловых звонков, приказов, заседаний? Разве вам не хочется иногда вздремнуть среди тысячи рассуждений?
— Нет! — нервно засмеялась Анна. — Если эти рассуждения интересны, я слушаю с увлечением, если скучны и неумны, начинаю сердиться. И в том и в другом случае спать не хочется.
— А дома? — пытливо взглядывая на неё, спросила Валентина. — Когда вы приходите домой, чтобы отдохнуть, а задыхаетесь от всяких мелочей... Помните, вы так сказали? А ещё раньше выговорили совсем другое.
— Задыхаюсь? Да, иногда, но не потому, что хочу отдохнуть... Напротив, я отдыхаю именно с этими мелочами. Сейчас другое. Сейчас у меня огромное напряжение в работе, и всё постороннее ей раздражает меня сейчас. Но это так стыдно и тяжело, когда вдруг начинаешь ворчать, как старая баба. Этим оскорбляешь самое дорогое сердцу. Мне и так всегда кажется, что я мало внимания уделяю своей дочке. Нехорошо иметь одного ребёнка, — говорила Анна грустно. — Его или подавляют и забивают или балуют, но он всегда одинок и всем помеха. Если бы наша первая девочка была жива, я была бы счастливее.
— Она болела?
— Да... Мы оба учились, когда она родилась. Я приносила её из яслей и бежала в магазин. Андрей в это время возился с нею и готовился к экзаменам. Или он шёл в очередь, а я хозяйничала, также занимаясь находу. Это было трудно!