Подозвав сотника, они коротко посовещались и разбили сотню на три отряда. Первые четыре «десятка» пошли с Бабушкиным, три «десятка» повел сотник, и три — пошли за Костюшко.
Бабушкин быстро шел впереди своего отряда. Дружинники, придерживая руками висящие за спиной винтовки, следовали за ним. Они шли без строя, не в ногу, но Бабушкин чувствовал — народ подобрался боевой. Железнодорожники, рабочие депо, молодые и пожилые, они шагали молча, сосредоточенно, широко.
Подошли к станции. Бабушкин вынул из брючного кармана большие серебряные часы. Было без трех минут десять. Надо чуть-чуть подождать. Он договорился с сотником и Костюшко, что ровно в десять те займут «исходные позиции»: скрытно с двух сторон подойдут к цепочке вагонов и остановятся невдалеке. Они избавят Бабушкина от всяких неожиданностей.
Обождав несколько минут, Иван Васильевич во главе своего отряда подошел к вагонам. Возле каждого солдата-караульного сразу оказалось по три-четыре вооруженных дружинника.
— Клади винтовки! — негромко приказал Бабушкин.
Караульные растерялись. Драться с целым отрядом дружинников им не улыбалось. Но и сложить оружие тоже опасно — угодишь под суд.
На шум из пакгауза выскочил Михайловский. Увидев вооруженных людей в штатском, поручик не сразу сообразил, что происходит.
— В чем дело? — крикнул он. — Разойдись!
— Минуточку, господин поручик, — сказал Бабушкин. — Позвольте ваш револьверчик!
— Что?! — Поручик, очевидно, все еще не понимал, что творится. — Мой револьвер?..
Он попытался выхватить пистолет. Но кобура не поддавалась, и замерзшие пальцы плохо слушались.
— Не балуйте, господин поручик, — веско произнес Бабушкин и протянул руку ладонью кверху. — Давайте…
Только теперь поручик все понял. Губы его побелели. Бормоча что-то неразборчивое, он вынул револьвер и протянул его Бабушкину.
— Отлично, — сказал Иван Васильевич. — Позвольте и ваш, — повернулся он к Алексееву.
Тот молча отдал оружие.
Солдаты тоже передали винтовки дружинникам.
Бабушкин подошел к первому из тринадцати вагонов и сорвал пломбу. Дружинники откатили тяжелую, на роликах, дверь. Вагон был снизу доверху наполнен винтовками.
— Очень приятно, — сказал Бабушкин. — Пошли дальше.
Он сорвал пломбу со второго вагона. Тоже винтовки. В третьем оказались пироксилиновые шашки. В четвертом — патроны…
Дальше Бабушкин не стал смотреть. По его приказанию два дружинника быстро направились к стоящему неподалеку паровозу. Но бежать до самого паровоза им не пришлось. Машинист заметил их и без гудка, плавно сдвинув локомотив, подогнал его к вагонам.
Маленький, чернявый дружинник, уже двадцать лет работающий сцепщиком, быстро присоединил вагоны к паровозу.
Поручик Михайловский, который раньше не отдавал себе отчета, что же будут делать эти люди с вагонами оружия, и молча наблюдал за происходящим, тут снова заволновался.
Он понял, что сейчас, прямо у него на глазах, бунтовщики увезут целый арсенал.
— Но меня… меня за это… — весь дрожа, пробормотал он, дотронувшись до рукава Бабушкина. — Меня расстреляют…
— Не волнуйтесь, поручик! Не расстреляют, — усмехнулся Иван Васильевич.
Он вырвал листок из блокнота.
— Диктуйте.
— Что? — не понял Михайловский.
— Диктуйте, сколько здесь оружия?
Растерянный поручик, не зная, зачем это нужно, стал перечислять, сколько винтовок, патронов, револьверов находится в вагонах.
Бабушкин что-то быстро написал и передал листок поручику.
— Не трусьте, юноша! Вот вам охранная грамота! — улыбнулся он и поспешил к паровозу.
Дружинники уже рассыпались по вагонам.
Машинист, не дожидаясь приказа, мягко сдвинул состав и, все убыстряя ход, вывел его со станции.
Адъютант передал Холщевникову телеграмму. Генерал с удивлением взглянул на нее. Когда-то начальник читинского гарнизона получал ежедневно десятки депеш, но сейчас связисты бастовали, и генерал отвык от корреспонденции.
— Из столицы, — сказал адъютант.
Холщевников и сам видел, что телеграмма от Дурново — министра внутренних дел. Но как она дошла сюда?
— Вокруг всего света поколесила, — словно подслушав его мысли, сказал адъютант. — Через Шанхай, Нагасаки. А из Харбина шла вообще не по проводам. С нарочным. Каким-то чудом все-таки добралась к нам.
Адъютант вышел из кабинета.