— Вот и я сперва до крайности поразился, — сказал парень. — Послушал, значит, а потом и говорю Неизвестному: «Ну, до чего же складно у вас получается!.»
Тут арестанты все сразу засмеялись, а Неизвестный отвечает:
«Это не у меня, это у Некрасова складно получается! Слышал, говорит, когда-нибудь это имя: Николай Алексеевич Некрасов? Поэт великий!»
Я, по чести говоря, такого не слышал, но стихи у него и впрямь гладкие. Аж за сердце берут. Один куплетик мне даже запомнился: Неизвестный его раза три повторил:
— Болван! — крикнул начальник тюрьмы. — Вертайся-ка в свою «обитель»! И слушай в оба! Главное — о побеге слушай! Понял?
И со злости даже стукнул тщедушного парня по зубам.
Увели шпика в камеру, а начальник подумал:
«Может, зря я ему зубы лечил? Может, он вовсе и не виноват? Наверно, Неизвестный догадался, что мы шпика подсунули, и нарочно о побеге — ни слова, а стал стихи декламировать. Измывается!»
«А впрочем, — думает начальник тюрьмы, — оно и лучше, что я парню по зубам съездил. Приведут в камеру, а у него из губы кровь сочится. Вполне натурально — будто всамделе с допроса вернулся…»
Пробыл шпик еще двое суток в камере. Целыми днями валялся на койке и даже стонал, будто его избили на допросе. А сам все слушает: не шепчутся ли арестанты о побеге?
В первое же утро собрал Бабушкин ткачей и говорит:
— Итак, продолжаем занятия. Только расписание уроков придется изменить. По техническим причинам, — а сам усмехается и на шпика прищуренным глазом показывает: — Сейчас займемся географией.
Парень слушает — что такое?
Ткачи уселись тихо, чинно, как дети в школе, а Неизвестный встал возле стены, как учитель у доски, и говорит:
— Прошлый раз мы беседовали о полезных ископаемых, о металлах. Среди них особенно ценятся благородные — такие, как золото, платина. Они не ржавеют и обладают еще многими ценными свойствами, поэтому и зовутся благородными.
Кстати — богатых, важных господ тоже называют «благородными». И даже обращаются к ним: «Ваше благородие».
А в чем их «благородство»? В том, что весь свой век бездельничают? Или в том, что заставляют работать на себя других людей?.
Говорит Бабушкин, а у самого глаза блестят: вспоминает, как лет семь назад ходил он в Питере в воскресную школу и Крупская учила его там этой самой «географии».
Через час Неизвестный объявил:
— Урок окончен! Вечером займемся естествоведением.
«Чудеса! — думает шпик. — Какие-то уроки затеяли, школу. Ну, послушаем, с чем кушают эту естествоведению!»
После ужина ткачи опять уселись в кружок. Неизвестный говорит:
— Полезное домашнее животное — бык, например, — гнет шею с зари дотемна, землю пашет. А клещ-паразит присосется к хребтине быка, вопьется ему в шкуру и тянет, сосет кровушку. Сам не работает, а за чужой счет жиреет… Каждый сознательный рабочий должен знать: от паразитов одно спасение — уничтожить их!..
— Понятно, — откликнулся ткач Сергей Сельдяков.
На следующий день было еще два урока — опять «география» и, кроме того, «история».
Прошла ночь, и шпика снова вызвали на допрос.
— Ну, — говорит начальник. — Докладывай! Как там Неизвестный, готовится в бега?
Парень встал «смирно» и рапортует:
— Никак нет! Вовсе наоборот! Они там школу затеяли!
— Какую еще школу?! — растерялся начальник.
Ему уже каждую ночь снились радостные сценки: вот узники подпилили решетку, вот лезут на волю, но в решительное мгновение он ловит и Неизвестного, и его друзей. Шум, поздравления. И вот его уже перевели в столицу, дали награду. А тут морочат голову какой-то школой. А о побеге — опять ни звука.
— Я и сам в толк не возьму, — отвечает пшик. — Но школа есть — факт! Неизвестный часто повторяет ткачам: «Раз царь-батюшка заботится о нас, на казенные харчи взял, — значит, время зря терять нечего!» Занимаются аккурат по расписанию: два раза в день — утром и вечером.
— Кто-то из нас пьян: или ты, или я, — сердито отдуваясь, заявил начальник тюрьмы. — Не может такого быть!
Он так разозлился на щупленького шпика, что не пустил его больше в камеру, а отправил обратно в охранку с сопроводительной запиской: мол, парень — олух, дубина, все перепутал и пусть пришлют другого агента, посмышленей.
Но вскоре из города Владимира пришел приказ: немедленно под усиленным конвоем переправить Неизвестного в губернскую тюрьму.