Вскоре они приехали в маленькую квартирку, где жил Ленин.
Надежда Константиновна сидела у письменного стола, накинув на плечи серый шерстяной платок, и разбирала корреспонденцию. Недавно почтальон принес целую груду писем: из Англии, Германии, Франции. Но больше всего — из России.
— Поможем секретарю редакции? — шутливо предложил Ильич Бабушкину.
— Конечно, поможем!
Они подсели к столу и стали вскрывать конверты. Шифрованные сообщения от искровских агентов откладывали на маленький столик возле книжной полки: Надежда Константиновна потом расшифрует их. А обычные письма сразу прочитывали, тут же коротко сообщая друг другу содержание их. Если в конвертах были статьи и заметки для «Искры», — их складывали в верхний ящик стола.
— Из Самары, — сказала Крупская. — От «Улитки»[27].
— От «Улитки»?! — оживился Ильич. — Что у нее?
Крупская передала Ильичу письмо, а у Бабушкина перед глазами сразу возникло худощавое, бледное, с большими внимательными глазами лицо его учительницы из воскресной школы — Зинаиды Павловны. Как давно он не видел ее!.
— И от «Дяденьки»[28] есть весточка! — радостно воскликнула Крупская.
— Все мои учительницы собрались, — сказал Бабушкин.
Ленин засмеялся:
— Берегитесь: сейчас устроят вам экзамен и влепят единицу! Э! — вдруг воскликнул он. — А вот и вам письмецо, — и передал Бабушкину маленький серый конверт, густо покрытый штемпелями.
— Мне? — переспросил Бабушкин. — Не может быть!
Но он все же взял конверт, извлек из него тетрадочный листок и стал читать.
Ленин и Крупская просматривали другие письма. В комнате стояла тишина.
Вдруг Бабушкин еле слышно и как-то растерянно произнес:
— Я — отец…
Ленин на мгновение оторвался от письма:
— Что?
— Я — отец. — тихо, все так же растерянно повторил Бабушкин.
— Это в каком же смысле? — спросил Ленин.
— Я — отец! Я — отец! — вдруг радостно закричал Бабушкин. — Я — отец! — И он неистово запрыгал по комнате, размахивая письмом.
Только теперь Ленин и Крупская всё поняли.
— Радость-то какая! — воскликнула Надежда Константиновна и обеими руками сжала широкую ладонь Бабушкина. — Поздравляю.
— Поздравляю, — сказал и Ленин. — От всей души.
Он крепко обнял Ивана Васильевича.
— Сын?
— Дочка, — смущенно сказал Бабушкин.
— Смотрите-ка, он словно оправдывается, — воскликнул Ленин. — Дочка — это же чудесно!
— Жена пишет: глаза голубые. Вся в меня. — пробормотал Бабушкин.
Он еще больше смутился, даже отвернулся.
Радость от неожиданного известия была так сильна, что он не мог сейчас думать ни о чем другом.
Дочка! У него дочка!
«А как ее назвать?» — вдруг подумал он.
Стал перебирать одно за другим женские имена, выискивая самое лучшее, потом задумался.
Долго ходил по комнате. Остановившись возле Ленина, неожиданно спросил:
— Как ее звали?
— Кого?
— Жену Маркса.
— Жену Маркса? — Ленин оторвался от письма. — Женни… Женни фон Вестфален.
— Женни, — негромко произнес Бабушкин. — Женни, — медленно повторил он.
А что, если в честь этой замечательной женщины назвать дочку Женни?!
Женни Бабушкина.
Он тут же поделился своей идеей с Лениным.
— Имя хорошее, — сказал Владимир Ильич. — Отличное имя! Только… — Он прищурил один глаз. — Может быть, взять что-нибудь попроще?.
— Да, пожалуй, — согласился Бабушкин.
Ему уже и самому казалось, что ни к чему называть дочку не по-русски.
— Нареките Машей. Или Надей, — предложил Ленин. — А то еще хорошее имя — Зина.
Бабушкин задумался. Ильич тоже замолчал. Потом он вдруг подозрительно посмотрел на Бабушкина.
— А не кажется ли вам, — улыбаясь сказал он, — что мы несколько запоздали? Дайте-ка…
Взял у Бабушкина письмо, быстро пробежал его глазами.
— Ну, конечно! Новоявленный папаша от радости голову потерял. Тут же написано — Лидочка!
— Не может быть! — Бабушкин схватил письмо.
Действительно, сбоку, на полях, жена приписала: «Дочку назвала Лидочкой».
— Ли-доч-ка, Ли-доч-ка, — медленно, словно проверяя, изучая на слух это имя, произнес Бабушкин.
Он робко повернулся к Ленину:
— Правда, неплохое имя?
— Очень даже неплохое! — вполне серьезно ответил Ильич.
27
28