— Что было-то, Рома? — кинулась ко мне девушка. — Ой! То есть, что было, товарищ Чума? — быстро поправилась она, ухватив меня под руку и помогая подняться на ноги. При этом она старалась смотреть куда-то в сторону, чтобы ненароком не встретиться с моими причиндалами.
Меня действительно штормило, что я без помощи не мог и шагу ступить. Странно как-то влияет магическое истощение на мой организм. «Физика»-то тут причём? Я покачнулся и едва вновь не завалился на пол, утащив легкую Акулинку за собой.
Благо, меня вовремя подхватила под руку «тёщенька» с другой стороны. Вдвоем они наскоро доволокли меня до кровати, куда я и был водружён со всей возможной осторожностью. Слегка переведя дух, я, ничего не скрывая (давно уже зарекся женщин обманывать, пусть жесткая — но правда), в подробностях поведал о случившемся.
— А мы и погибнуть могли? — ахнула девушка.
— Ты же слышала, — горько усмехнулась Глафира Митрофановна, — запросто! Перестреляли бы друг друга не за хрен собачий! — забывшись, жестко припечатала она.
— Мама? — Акулина с удивлением подняла глаза. Видимо, раньше мать её «не баловала» крепким словцом. А сейчас, на нервах, забылась — вот годы отсидки из неё и полезли. Зону и лагеря просто так из себя не вытравить.
— Эх, слышали бы вы свои вчерашние «дебаты»! — Я откровенно, но абсолютно беззлобно, потешался над ничего не понимающими женщинами. — У самого прожженного прапорщика-матершинника уши бы в трубочку свернулись!
— Что, и я тоже матом ругалась? — не поверила мне Акулина.
— Еще как! — смеясь, заверил я её. — Было бы у меня побольше времени, я бы эти многоэтажные выражения в тетрадку записал, чтобы не забыть! Это просто вершина матершинного мастерства!
— Ну тебя! — Слегка надула губы Акулина, шуточно стукнув меня кулаком. — Дурак какой-то!
— Всё-всё! Не буду! — Я выставил перед собой руки. — Только не бей! Меня вот что беспокоит, Глафира Митрофановна, — задал я мамаше мучающий меня вопрос, — почему этот колдун напал именно на вас? Ведь, если подумать, ему нужен был только я?
— Похоже, что у него какая-то «вещь», — немного поразмышляв, озвучила мамаша мои догадки, — принадлежащая нам одновременно… Скорее всего, это «рука славы» — ты ведь её где-то обронил при ранении. А немцы нашли. Первый раз вражеский колдун взял именно твой «след». А вот на второй, после учиненной им волшбы, твоих «эманаций» на артефакте не осталось, — рассуждала Глафира Митрофановна словно заправская ведьма, — слишком мимолетным был контакт. — Но имея подобный артефакт, можно попробовать наслать проклятие на его изготовителя, либо на весь его род. Похоже, что немецкий колдун пошел именно этим путем.
Недаром же я сделал ставку на её знания, все-таки она очень плотно работала со своей матерью, и много у неё переняла. Вот бы кому дар по праву должен был достаться, но ей не повезло — задаток перешел к её дочери, которую колдовской промысел тяготил после этого всю жизнь. И от которого она избавилась довольно хитрым способом, полностью изменив свою прошлое и свою судьбу.
Глава 21
— Ну, хорошо, что хоть живы остались, — философски произнесла Глафира Митрофановна. — Не пойму, что за вонь стоит? — Она недовольно принюхалась, а затем открыла нараспашку оставшиеся закрытыми окна. Как будто крыса где-то за печкой издохла?
Действительно, неприятный запах сгоревшего пороха в избе никак не хотел выветриваться, отдавая «кислятиной» и дымом. Да и тонкий, едва ощущаемый на грани восприятия «аромат смерти», не добавлял приятных ощущений.
Действительно, славно крыса за печкой не так давно сдохла и не успела еще сильно завоняться. Очень уж неприятный «след» оставил после себя неожиданный магический удар вражеского колдуна.
Сквозь распахнутые настежь окна в избу ворвался свежий и бодрящий ветер, мгновенно наполнив горницу непередаваемыми ароматами утреннего леса. Буквально через несколько минут он начисто выдул неприятную вонь, ощущаемую всеми, без исключения домочадцами.
— Это злыдень нас всех спас, — открыл я «тайну» Горбатого моим домашним. — Если бы не его помощь, мне бы точно полный трындец наступил — слишком уж силён оказался фашистский упырь!
Я попробовал мысленно призвать своего верного боевого товарища, не побоявшегося рискнуть ради меня своей головой. Но тот почему-то не отзывался. И почувствовать я его никак не мог. Жив ли еще мой одноглазый помощник?
— И чем же таким он тебе помог? — с интересом осведомилась Глафира Митрофановна.