Один из моложавых сотрудников института — доцент Сергеев, сидевший рядом со старичком, «приветливо» ему улыбнулся:
— Павел Прокопьич, так вас же никто здесь не держит! По мне — так очень интересное начало!
— Мальчишка! — демонстративно фыркнул старичок, но замолчал.
— Так я продолжу? — обратился к залу Трефилов.
Зал одобрительно «загудел».
— Продолжайте, просим! — выкрикнул Сергеев.
— Итак, мы познаем физический мир через наши ощущения, которые, в свою очередь, обрабатываются нашим мозгом. То есть человек — это своего рода регистратор физической реальности нашего мира, одной из составляющих которого является и само время! Так какой же такой биолого-физический механизм в нашем мозгу вызывает ощущение течения времени? Не является ли время некоей самостоятельной субстанцией? Не является ли наш мозг неким механизмом, с помощью которого возможна корреляция с субстанцией времени?
— Эти вопросы задаются еще со времен древних философов Аристотеля и Демокрита, — выкрикнул с места старичок-профессор, — но ответов на них до сих пор нет!
— Да-да, я понимаю… — кивнул Трефилов. — Но хочу привести один пример. Допустим, вы спите… Нет! Находитесь в анабиозе! Все процессы вашего организма замедлены настолько, насколько это в принципе возможно. Заметите ли вы в этот момент течение времени? Сможете ли вы с какой-нибудь, пусть и огромной погрешностью, определить продолжительность этого состояния?
— Каким образом, профессор? — подал голос доцент Сергеев. — Конечно же нет!
— Вот! — Трефилов победно вскинул руку. — Для организмов, находящихся в анабиозе, времени, как будто и не существует! Следовательно, такие понятия, как жизнь и время — не идентичны! Если время идёт, значит, живое функционирует, если остановилось — оно находится в анабиозе… Ну, или мертво. И наоборот, если живёт — время идёт для данного организма, оно длится и обладает всеми остальными качествами! И тогда каждый организм представляется уже не биологическим элементом времени, а элементом биологического времени… Каждый организм становится причиной времени. Время как бы оживляет организм, и тогда для каждого организма оно будет своим. Это индивидуальное биологическое время, товарищи!
— Ну, и что мы с этого индивидуального биологического времени будем иметь? — ворчливо выкрикнул старичок-профессор.
— Лично вы, Павел Прокопьич? — не удержался и подковырнул коллегу Сергеев. —
Наверное, ничего не будете иметь…
— Коллеги, не ссорьтесь! — призвал к порядку Трефилов. — Если вы заметили, то большая часть моих выкладок о биологическом времени взято из работ…
— Академика Вернадского, — произнес Сергеев. — Мы заметили это, Бажен Вячеславович.
Трефилов слегка наклонил голову:
— Отлично! Вот теперь, товарищи, когда мы расставили все точки над «и», можно переходить, собственно, к сути моей теории «длинного времени».
[1] Реперные точки (междун.: англ. defining points, фр. points de référence, русское название произошло от фр. repère) — точки, на которых основывается шкала измерений.
[2] В советских документах, для скрепления страниц применялись скрепки из обычного железа. Со временем, при воздействии влаги, эти скрепки начинали ржаветь. Зачастую, оставляя вокруг себя на бумаге ржавые пятна. Немцы, в поддельных документах, использовали скрепки из нержавеющей стали. Конечно, немецкие спецы придавали документам вид определённой изношенности. Но, скрепки всегда оставались девственно новыми, без малейших признаков коррозии.
[3] Четвёртое измерение в теории относительности — время, четвёртая размерность наряду с тремя пространственными (длиной, шириной и высотой).
Глава 9
Черт! Вот не знаю, как у меня это получилось, но я словно наяву побывал в той самой аудитории университета. Увидел собственными глазами (а, скорее всего, глазами деда) забитые народом ряды, уходящие ступенями вверх. Увидел и сухонького седого профессора, стоявшего за кафедрой и плакат о предстоящем мероприятии, написанный от руки за его спиной.
Что это было? Новые способности ведьмака? Каким образом я сумел настолько погрузиться в память своего «помолодевшего» старика? Возможно ли, в принципе, провернуть подобный «фокус» и с другими людьми? Или наши со стариком сознания вошли в резонанс по причине наличия родственных связей?
Хм… Интересно, а можно ли считать родственным только сознание, если собственного тела я был лишен? Вопросы, не имеющие ответов, сыпались из меня, словно из рога изобилия. И, естественно, что вслух я их не озвучивал — смысла в этом не было никакого. Однако, рассказ деда продолжался, и я вновь полностью (в прямом смысле) погрузился в его повествование…
Февраль 1936 г.
СССР
Москва
— Отлично! Вот теперь, товарищи, когда мы расставили все точки над «и», можно переходить, собственно, к сути моей теории «длинного времени», — вещал за кафедрой профессор Трефилов.
— Ну, так и переходите уже! — не переставал брюзжать старичок с первого ряда. — Сколько можно болтать?
— Всенепременно, уважаемый Павел Прокопьевич! — пообещал Бажен Вячеславович.- Итак, товарищи, подытожим: в природе существует два вида времени…
— Хорошо хоть не двадцать два… — буркнул старичок, вновь поправляя очки.
Трефилов пропустил едкие замечания старичка мимо ушей и продолжил доклад:
— Первый вид — «абсолютное время». Время в «Ньютоновском[1]» понимании движения, отсчитываемое обычными часами. Для организма, находящегося в анабиозе, оно, как бы, и не существует. Но для других организмов, продолжающих функционировать, оно имеет свое течение. Поэтому, не учитывать эту физическую величину, мы не имеем права! И второе: «индивидуальное биологическое время», которое инициируется внутренними процессами самого организма и не зависит от течения «абсолютного времени».
— Тогда выходит, что у каждого организма этого «индивидуального времени» разное количество? — задал вопрос доцент Сергеев.
— Абсолютно правильный и логичный вывод, коллега! — согласился с ним Трефилов. — У разных организмов количество индивидуального времени будет разным! Иначе, по какой причине одни организмы живут годами, а жизнедеятельность иных — дни, часы, а то и минуты?
— Таки вы хотите сказать, что каждому из нас продолжительность жизни на роду написана? — Старичок достал из кармана платок «не первой свежести» и шумно в него высморкался.
— Да, у каждого из нас есть какой-то максимальный предел жизнедеятельности… Ну, допустим, у кого-то сто лет, у кого-то восемьдесят, а у кого-то вообще — сто пятьдесят… Эти показатели в первую очередь зависят от наследственности, как, вы, верно заметили, Павел Прокопьевич — на роду написано. А на деле все зависит от процессов внутри организма: курите — минус пять лет, пьете — минус десять, схватили насморк — неделю долой… А когда количество прожитых лет и суммарный вред, наносимый организму в течение жизни, сравняется с максимально отпущенным природой сроком… Все, приехали — «со святыми упокой»!
Старичок демонстративно оглядел платок и спрятал его обратно в карман:
— Ничего нового я в этом не вижу! Вы, батенька, глаголете прописные истины! А нам была обещана прямо-таки революционная теория…
— Так вы мне не даете до нее добраться… — возразил профессор.
— Так поторапливайтесь, уважаемый! — «не внял» Трефилову Павел Прокопьевич. — Мне, в моем возрасте, по часам питаться надо! А я уже… — старичок продемонстрировал вытянутую за цепочку из кармана жилетки луковицу старинных часов, — просрочил прием пищи на пятнадцать минут! У меня сейчас сахар «упадет»…
— Павел Прокопьевич, так идите уже! — не выдержал Сергеев.
— Таки я не только кушать, я и послушать хочу! — не унимался старичок.
Сергеев тяжело вздохнул и вынул из портфеля бутерброд, завернутый в серую бумагу: