— Не понимаю, вроде по расчетам должно работать…
Трефилов «помассировал» кулаками покрасневшие от бессонных ночей глаза, его руки ощутимо подрагивали — сказывалась постоянная усталость и недосыпание. Профессор подошел к стойке, отвязал пса и снял с него намордник. Ласково потрепал по лобастой голове.
— Хороший пес, умный. Только чего-то не ладится у нас с тобой… Ну, иди, поешь на кухне.
Пес, радостно повизгивая, стремглав выбежал из комнаты, а Трефилов решил еще раз проверить «машину». «Пробежавшись» по проводам, он сверился с электросхемой, проверил питание и тяжело вздохнул:
— Ведь правильно все! Но почему же не работает?
Он убирал к стене собачью стойку, а на ее место поставил стул.
— Была, не была!
Трефилов скинул рубашку, прицепил к телу несколько датчиков, связанных толстыми жгутами проводов с «машиной» и взял в руки переносной выключатель. Посмотрев в зеркало, висящее на стене, Трефилов подмигнул своему отражению.
— Ну, что, с Богом? — И повернул рубильник.
Катушки электромагнитов и трансформаторов вновь басовито загудели. Стрелки многочисленных вольт и амперметров «ожили» и пустились «в пляс», заморгали лампочки. Трефилов бросил мимолетный взгляд на датчик, регистрирующий выделенное время, но его стрелка к великому сожалению профессора даже не дернулась.
Неожиданно профессору стало дурно: в глазах «задвоилось» и голова пошла кругом. За секунду до потери сознания, перед тем, как в глазах совсем потемнело, Трефилов заметил, как стрелка прибора слегка дрогнула, отклонившись на полделения от нуля.
Очнулся Трефилов на полу под ровный гул «машины», выпав из окружения электромагнитов. Датчики отлепились от его тела. Попытка подняться на ноги отозвалась в голове острой болью.
— Чего ж так хреново-то? А?.. — Схватился руками за голову профессор. Но, вспомнив об отклонившейся стрелке, он забыл о плохом самочувствии и подскочил с пола. — Неужели работает? — не веря в случившееся чудо, произнес Трефилов, наблюдая за стрелкой прибора, застывшей на третьем делении.
Опомнившись, он взял выключатель и обесточил «машину». В наступившей тишине прибор продолжал регистрировать содержащуюся в накопителе неизвестную науке «субстанцию».
Трефилов вновь взглянул на свое отражение в зеркале:
— Ну что, брат, некуда отступать?
Отражение в зеркале согласно кивнуло.
— Я в тебе и не сомневался, — усмехнулся профессор.
Трефилов щелкнул переключателем, переводя машину в другой режим. Настроив ее, он вновь зашел в круг генераторов магнитного поля и поднял перевернутый стул. Вновь обвешавшись датчиками, Трефилов уселся на него, и подмигнул своему отражению в зеркале.
— Мы будем жить долго и счастливо! — С этими словами Трефилов включил собственноручно собранный агрегат. Он вновь загудел и заморгал лампочками, затряслись стрелки приборов. Первые пару секунд ничего не происходило, а затем неожиданно наступила гробовая тишина.
— Твою ж электрификацию! — беззлобно выругался профессор. — Опять пробки выбило…
Однако, мазнув взглядом по большим старинным часам, маятник в которых замер в неестественном положении — под углом к вертикали, Трефилов понял, в чем тут фокус. Несмотря на отсутствие звуков, «машина» не отключилась, она работала и в данный момент — там, в абсолютном течении времени! А для него она затихла, перестали моргать лампы — некоторые светились непрерывно, а некоторые потухли, стрелки приборов замерли, перестав нервно трястись — время замедлило свой бег и остановилось.
— Эврика! — заорал в исступлении профессор, едва не сойдя с ума от радости. — Она работает! Работает! Работает, мать её!!!
Маятник на часах неожиданно вновь пришел в движение, машина загудела, лампочки заморгали. Трефилов повернул тумблер, выключая агрегат, и бросился к датчику, регистрирующему накопленное время. Как он и ожидал, стрелка прибора вновь вернулась на нулевую отметку. Это могло означать лишь одно: время, выделенное в процессе первой части эксперимента, успешно израсходовано во второй.
Трефилов бросился к телефону — ему надо было срочно поделиться с кем-нибудь только что произошедшим чудом. А поделиться своей радостью он мог только с одним человеком, с которым плотно сдружился в последние месяцы, который живо интересовался исследованиями Бажена Вячеславовича и даже помогал ему время от времени — с доцентом Сергеевым.
Едва попадая трясущимися от возбуждения пальцами в отверстия телефонного диска, профессор смог набрать номер коллеги только с третьей попытки. Слушая длинные гудки вызова, Трефилов глубоко дышал, стараясь сбить лихорадочную «трясучку», чтобы хоть как-то успокоиться. Шутка ли, двадцать лет работы, наконец-то, принесли столь фантастические результаты!
Двадцать лет недопонимания коллег, а в последнее время, после февральского доклада, и вовсе «полный игнор» в серьезных научных кругах. Благо, что хоть из института не вышибли! Но клички «Времясос» и «Граф Дракула» частенько неслись ему вслед. Ну, ничего, скоро он им всем утрет нос!
Наконец в трубке раздался вялый спросонья голос доцента Сергеева:
— Сергеев у аппарата…
— Андрей Михалыч, Андрюшенька… Это вы? — проблеял в трубку Трефилов.
— Бажен Вячеславович, что случилось? Четвертый час, а вы не спите…
— Я… я вас разбудил, Андрюша? Простите, я не смотрел на часы… понимаете… у меня получилось… Он работает, Андрей! Накопитель времени работает! — Так и не сумев справиться с выбросом адреналина, завопил в трубку профессор. — Моя теория подтвердилась! Мне удалось выделить «индивидуальное время», а после его успешно использовать! Это прорыв! Понимаете? Настоящий прорыв!
— Бажен Вячеславович, но как? Мы же пытались столько раз и ничего…
— Я ошибался, Андрюша: метод не работает со всеми без исключения живыми организмами, как я предполагал. Только у организма, обладающего разумом, можно выделить индивидуальное время! Я подозреваю, что и использовать это выделенное время может тоже только разумный организм. Скорее всего, это особенность нашего мозга…
— Постойте, Бажен Вячеславович, — в волнении, перебил профессора Сергеев, — вы что же, проводили опыты на себе?
— Пришлось, Андрюша, — признался Трефилов, — ибо у меня уже опускались руки.
— Но это же опасно! — громко воскликнул Сергеев, что профессору пришлось даже телефонную трубку отодвинуть подальше от уха.
— Да, опасно, — признался профессор. — При выделении времени я даже потерял сознание…
— Да как же вы могли…
— Все, слава богу, обошлось! — успокоил коллегу Трефилов. — Я жив-здоров. Встретимся утром в институте…
— Я срочно выезжаю к вам, Бажен Вячеславович! — безапелляционно заявил Сергеев. — И не вздумайте больше ничего на себе испытывать!
— Хорошо, Андрюша, хорошо, — покладисто согласился профессор. — Приезжайте. Буду ждать…
Громкая трель телефонного звонка вырвала из забытья старшего лейтенанта госбезопасности Фролова, только-только прикорнувшего на маленьком диванчике в кабинете. Не открывая глаз, Лазарь Селивёрстович оторвал голову от кожаного подлокотника дивана и, кряхтя, словно старик, уселся.
Он покрутил головой, хрустя позвонками, разминая затекшую шею, пытаясь прогнать острую боль, поселившуюся в основании черепа. Приоткрыв один глаз, Фролов поднялся на ноги и подошел к телефонному аппарату, не перестававшему настойчиво дребезжать.
— Старший лейтенант госбезопасности Фролов, — хрипло произнес он, подняв трубку.
— Товарищ старший лейтенант…. Лазарь Селивёрстович, это Чумаков…
— Узнал, — буркнул Фролов, — богатым не будешь.
— Никогда богатым не был, так что и начинать не стоит! — Иван попытался пошутить, но лишенный отдыха Фролов не был настроен на веселье.
— Что там у тебя? — слегка грубовато произнес чекист.
— Товарищ лейтенант госбезопасности, — взволновано произнес Чумаков, — только что на связь вышел наш внештатный сотрудник «Доцент».