— В уборную бы мне…
— А! Терпеть мочи нет? — хохотнул гэбэшник, отпирая дверь.
Едва она распахнулась, как во лбу чекиста образовалось дырка от пули, выпущеной недрогнувшей рукой из пистолета одним из «алкашей». Но подхватить упавшее тело диверсанты не успели, и оно упало на пороге, с грохотом свалив массивную стойку-вешалку.
На шум из комнаты выскочили коллеги убитого и были методично расстреляны точными выстрелами. Переступив через убитого чекиста, оберштурмфюрер вошел в квартиру и, под прикрытием «алкашей», бегло заглянул во все комнаты — в живых не осталось никого.
— Занесите трупы из подъезда в квартиру, — распорядился он, возвращаясь к двери за портфелем.
«Алкаши» выбежали в подъезд, и вскоре трупов в квартире стало еще на две штуки больше. Оберштурмфюрер тем временем прошел в комнату с машиной. На секунду «зависнув» над постаревшим телом доцента Сергеева, всё ещё не увезенного в морг, он прошел к столу, поставил на него портфель и открыл. Из портфеля убийца достал несколько брикетов взрывчатки и фотоаппарат со вспышкой.
— Заминировать! — коротко приказал он подчиненным диверсантам, а сам принялся фотографировать машину профессора с разных ракурсов, не забыв сделать несколько снимков с изуродованным до неузнаваемости Сергеевым.
«Алкаши» сгребли со стола взрывчатку и разбежались по разным углам комнаты.
Когда они закончили раскладывать заряды, офицер успел убрать в портфель фотоаппарат.
— Mission abgeschlossen, — отрапортовал один из «алкашей», — Herr…
— По-русски, Генрих! — недовольно процедил гаптманн. — Мы не в Германии!
— Виноват! — вновь перешел на русский Генрих. — Мы закончили!
— Уходим! — произнес командир диверсионной группы, забирая портфель со стола.
После того, как они вышли на улицу, и отошли на значительное расстояние от дома, в квартире профессора прозвучал мощный взрыв, вынесший не только окна, но и обрушивший даже межэтажные перекрытия.
Выехав со двора, водитель неспешно покатился в направлении Лубянки. Фролов повернулся к Трефилову, оценивая психическое состояние профессора. Невзирая на трагическую случайность со смертью Сергеева, Трефилов уже практически «пришел в себя». Мало того, вооружившись блокнотом с ручкой, он рисовал на листке бумаги какие-то одному ему понятные схемы, при этом беззвучно шевеля губами.
— Бажен Вячеславович? — Оторвал его от этого увлекательного занятия Фролов.
— А? Простите… — Профессор оторвался от расчетов. — Не расслышал.
— У вас есть какое-то объяснение всему случившемуся? — спросил Фролов.
— Что именно вы имеете в виду? — уточнил Трефилов.
— Ну, почему постарел и умер доцент Сергеев мне более-менее понятно, — ответил Лазарь Селивёрстович. — Ваша машина вычерпала весь ресурс его индивидуального времени. Правильно?
— Совершенно! — отозвался профессор. — Его организм исчерпал все, что ему было отпущено природой.
— И все это время было перемещено в организм Ивана Чумакова?
— Несомненно, — кивнул профессор, — больше некуда.
— Тогда где же оно? Куда делось? Допустим даже, что Сергееву оставалось совсем немного жизни — несколько лет…
— Хм… задачка-то не из легких, — печально усмехнулся Трефилов. — Нужно будет провести еще кучу экспериментов, чтобы рассчитать хотя бы приблизительный КПД… А насчет «потерянного» времени есть у меня одна мыслишка: а что, если возможна ассимиляция индивидуального биологического времени разных организмов?
— Что возможно? — переспросил Фролов.
— Ассимиляция… смешивание… совместимость… если организм, получив донорское время, не ускорился, а адаптировал приобретенное время под свои нужды? Расширил, так сказать, изначальные границы, отпущенные ему матушкой природой?
— Но это значит, — медленно формулируя свою мысль, произнес Фролов, — тот, кому постоянно будут вливать это самое донорское время, никогда не умрет?
— Ну, если допустить, что его тело не получит критических для жизни повреждений, оно сможет функционировать бесконечно долго…
— Но это же эликсир бессмертия! — ахнул Фролов. — Этого не может быть!
— А почему нет? — удивился такой реакции чекиста Трефилов. — За примерами далеко ходить не надо: вспомните тех же библейских патриархов, каждый из которых прожил под тысячу лет! Что есть так называемая «Божья благодать», позволившая им прожить так долго? Не индивидуальное ли биологическое время? А Адам, изначально обладавший личным бессмертием, но лишенный его после грехопадения?
— Вы представляете, профессор, что начнется, если ваша догадка окажется верной? — с тревогой произнес Фролов.
— Увы и ах, уважаемый Лазарь Селивёрстович, — развел руками Трефилов, — понимаю.
— А если эти разработки попадут не в те руки… — Договорить Фролов не успел: на перекрестке бок служебного автомобиля протаранил идущий на полной скорости грузовик с крытым кузовом тентом. Фролова, сидевшего со стороны удара, откинуло на профессора, обдав градом осколков от разбившегося окна покореженной ударом двери. — Накаркал! — прошипел, Фролов, пытаясь справиться с болью. Он потянулся за пистолетом, но правая рука не слушалась.
Из кабины грузовика выскочил крепкий небритый мужик, вооруженный «Вальтером» и подбежал к смятому ударом автомобилю. Резко распахнув дверь с противоположной от удара стороны, он наметанным взглядом мазнул по салону, где копошились пребывающие в шоке пассажиры, пытаясь прийти в себя.
Рванув за грудки профессора, мужик вытащил его на улицу и поволок по асфальту вяло трепыхающееся тело пожилого ученого, голова которого была окровавлена. Едва он отбежал на незначительное расстояние, тент в кузове грузовика откинулся в сторону, открывая троих автоматчиков, изготовившихся к стрельбе. В мгновение ока они расстреляли автомобиль чекиста, превратив его в некое подобие решета.
Оглушив Трефилова мощным ударом кулака, диверсант вернулся к машине и внимательно осмотрел оставшихся пассажиров. Запрокинутая голова водителя зияла пустой окровавленной глазницей — левый глаз выбило пулей. А окровавленное тело старшего лейтенанта госбезопасности Фролова застыло в нелепой позе, застряв между рядами сидений.
— Еin toter Mann! — Удовлетворенно кивнул диверсант, выдергивая из багажника простреленные пулями чемоданы с документами. — Scheisse! — выругался немец сквозь сжатые зубы, оценив состояние подпорченного груза, после чего забросил их в кузов грузовика.
[Он не жилец! Дерьмо! (нем.)]
Пока он изымал груз, бессознательное тело профессора Трефилова его подручные успели закинуть в кузов, причём, особо не церемонясь. И без того разбитая голова профессора сильно ударилась об угловатую металлическую подставку пулемета, но в сознание он так и не пришёл.
— Уходим! — по-русски прокричал диверсант, запрыгивая в кабину.
Грузовик взревел, выпустил клуб вонючего дыма и сдал назад. Объехав побитый и изрешеченный пулями автомобиль, он, громыхая, помчался по улице прочь от места «аварии».
[1] Звание младший лейтенант государственной безопасности — 3 квадрата [так называемые «кубари»] в петлицах образца 1937—1943 годов, условно соответствовало воинскому званию старший лейтенант РККА.
[2] Оберштурмфюрер (нем. Obersturmführer, cок. Ostuf) — звание в СА и СС, соответствовало званию обер-лейтенанта в вермахте. Эквивалент cтаршего лейтенанта в РККА.
Глава 15
Май 1936 г.
СССР
Москва
Оберштурмбаннфюрер СС Волли Хорст в ярости метался по маленькому кабинету, предоставленному в его распоряжение дипмиссией Германии в СССР. На стуле возле рабочего стола сидел оберштурмфюрер СС Хайнц Кёллер, тот самый убийца, вогнавший нож в сердце младшего лейтенанта госбезопасности.
Кёллер неторопливо курил, невозмутимо смотря на беснующегося профессора невозмутимым белесым взглядом снулой рыбы, и стряхивал пепел прямо на пол. А на полу, отделанном мраморными плитами, в луже воды лежал так и не пришедший в себя профессор Трефилов.