А медпомощи ждать неоткуда, если я только не сумею дотащить старика до Ведьминой балки. А там уж Глафира Митрофановна сделает все возможное и невозможное, чтобы поднять деда на ноги… Но такое развитие событий — это что-то вообще из области фантастки!
Привлеченные криками майора и звуками перестрелки к Дому культуры спешила едва ли не вся танковая дивизия. И уйти от них с раненным дедом за плечами, ну, или всех их перебить к е…ням, та еще задачка…
— Прости… Ромка… — прохрипел дед посиневшими губами, на которых пузырилась ярко-алая кровь. — Подвел… я… тебя…
Так, хреново дело, оценив состояние деда, понял я. Легкое пробито! И дед уже синеть начал! Я придавил его окровавленную ладонь своей рукой, чтобы осуществить первичную герметизацию раны, а вот что делать дальше?
Я-то знал, что нужно срочно наложить окклюзионную (герметизирующую) повязку с закрытием раны воздухонепроницаемым материалом. Подойдет любой полиэтилен — пакет, клеёнка, только где их здесь взять? Еще могла подойти водонепроницаемая упаковка от перевязочного пакета или бинта, но у меня их тоже не было.
Время подпирало — нужно было срочно уносить ноги, пока не стало совсем поздно… И тут мой взгляд упал на двоих подстреленных фрицев, лежащих недалеко от крыльца. А ведь каждому солдату Вермахта и СС полагалось иметь два пакета первой медицинской помощи. Первый, большой пакет с бинтом, хранился во внутреннем кармане правой полы кителя, а если такового не было — в кармане брюк.
На униформе всех родов войск вермахта и различных моделей был предусмотрен подобный карман. Второй пакет, меньший по размеру, находился в правом нагрудном кармане. Но был один нюанс: первоначально бинты заворачивали в старое полотно и перевязывали шнурком, однако, в течении войны появились упаковки и из прорезиненной ткани, защищающие бинты от влаги. Могли также встретиться упаковки из вощёной бумаги.
Я метнулся к мертвым немцам, надеясь, что хотя бы у одного из них окажется в наличие индпакет с упаковкой из прорезиненной ткани. Всё остальное не подойдет. Я старался не думать о том, что старику уже не помочь, и методически обшаривал карманы погибших немцев.
Быстро обшмонав карманы первого трупа, я нервно прорычал свозь сжатые хубы:
— И где же ваш хваленый орднунг, мать вашу?
Чего только не было в карманах этого жмура, но ни одной упаковки бинтов я не нашёл. Как знал, фриц, что они ему не понадобятся, вот и не носил. Зато второй дохляк оказался упакован по всем правилам. Имелся у него и большой индивидуальный пакет, упакованный как раз в прорезиненную ткань.
Зажав пакет в кулаке, я сдернул с шеи ганса ремень автомата и повесил его на свою. Мне оружие сейчас точно понадобиться — в обойме «Парабеллума» осталось всего лишь три патрона из восьми. А обиваться от бегущих ко мне со всех ног фашиков чем-то надо. Вместе с индпакетом и автоматом я вернулся к раненому старику.
— Не трать… на меня силы… Рома… — просипел дедуля, булькая пузырящейся кровью, которая стекала по уголку его губ и марала подбородок. — Тебе нельзя попадаться… им… Может… сумеешь еще… уйти…
— Помолчи немного! — рыкнул я на него, бросая рядом автомат и расстегивая окровавленный китель старика. — Мы своих не бросаем… Черт! — Тугие пуговицы не хотели поддаваться, либо я действовал очень нервно и неуклюже.
Выдернув нож, я срезал пару «особо стойких» пуговиц и распахнул китель. После молниеносно распорол залитую кровью нательную рубаху и взялся за немецкий индпакет. Распустив шнурок, я вытряхнул бинт на ладонь и отложил в сторону. Развернув прорезиненную упаковку, я припечатал её к пулевому отверстию, в которое при дыхании деда с булькающим свистом всасывался наружный воздух.
Я провел ладонью по спине в поисках выходного отверстия, но ранения не было сквозным — пуля, выпущенная из маленького дамского пистолетика, не смогла пробить тело деда насквозь и застряла где-то внутри. Иначе, пришлось бы «герметизировать» оба отверстия.
Дальше я схватил уже распакованный бинт и несколькими кривыми круговыми ходами плотно примотал упаковку к пулевому отверстию, не забыв оставить свободным небольшой краешек. Такой способ позволит выходить наружу воздуху, заполняющему плевральную полость при напряженном пневмотораксе, и это уменьшает риск развития тяжелых осложнений. Хотя, куда уже хуже?
— Ну, всё, старина, — произнес я, накидывая на шею ремень «шмайсера» и взваливая деда на спину. — Теперь только держись… — И побежал.
Ну, как побежал… Хоть моё новое тело и не было таким уж хилым, как в первые часы моего пребывания здесь, оно весьма окрепло и закалилось. Каждый новый чин, полученный мною, добавлял ему мощи и выносливости. Но настоящим суперменом, способным нестись как ветер с человеком на плечах, примерно равным мне по весу, я еще не стал.
Мой старикан невнятно хрипел у меня за плечами, постанывая от боли, когда я его неаккуратно подбрасывал, перепрыгивая через очередную яму или колдобину. Что-то вязкое и горячее время от времени капало мне за шиворот, но я не обращал на это внимания, продвигаясь по узким улочкам Тарасовки по направлению к ближайшей лесополосе.
Временами, когда я выскакивал на свободное пространство между домами, я видел, как немцы постепенно меня окружают со всех сторон, грозя вот-вот захлопнуть ловушку. Дед дернулся у меня за спиной и неожиданно затих, обмякнув тряпичной куклой.
А я вдруг с ясностью понял, что мои приобретенные в этом мире воспоминания, в последнее время подернутые «дымкой», исчезли безвозвратно. Моя вторая «половинка памяти» перестала существовать. Нет, я помнил своей родной «частью», что она когда-то была… А теперь её не существовало…
В общем, это сложно объяснить, но означало это лишь одно, что мой молодой старикан из этого мира… Горький комок подкатил к горлу, когда я это осознал: мой героический дед либо уже умер, либо сейчас умрёт. Ничем другим исчезновение «приобретенных» воспоминаний объяснить было невозможно.
И, вообще, не факт, что и я сегодня останусь в живых. Против такого количества немцев мне с одним автоматом, двумя пистолетами и одной гранатой в кармане деда явно не выстоять. Но и сдаваться живым я этим сволочам не собирался.
Жаль только, что все мои потуги хоть немного облегчить для наших ход этой кровопролитной войны, потерпели крах. А ведь я еще столько не успел, столько не сделал… Вот, разве что, собственного деда умудрился угробить. И то, что это уже произошло, либо произойдёт в ближайшее время — абсолютно и бесспорно!
Хотя, может быть, это само Мироздание противится появлению на свет моего двойника, но уже из этой ветки реальности. Купирует, так сказать на корню,очередные пространственно-временные парадоксы, чтобы ни у кого соблазна в будущем не возникло.
Как бы там ни было, но я уже понял, что добежать до леса с дедом на плечах, мне совершенно не светит. Мне даже из этого частного деревенского сектора выйти не дадут. Я остановился возле небольшой, но крепкой бревенчатой избушки, и нырнул в сиротливо распахнутую дверь. Похоже, что хозяева её покинули, отправившись в лес к партизанам, либо к какой далёкой родне.
В избе я аккуратно снял старика со спины и уложил на одну из металлических кроватей, что стояла у окна, а сам присел рядом. Положив пальцы на скользкую от крови шею деда, я постарался нащупать у него пульс…
— Не хорони меня… раньше времени… Ромка… — кашлянул старикан, открывая глаза. — Знаю, что отвоевался… — просипел он, не дав мне сказать. — Смертушка в головах стоит — чую уже её холодное дыхание…
Я нервно оглянулся в поисках «бледного всадника». Ну, мало ли? Но, похоже, что это так не работает.
«Не забирай его, брат мой! — напрягая свою „ментальную составляющую“ посылал я сигналы в эфир. — Всё, что хочешь, тебе за него отдам! Даже собственную жизнь!»