— Тьюк-тьюк-тьюк! — вполне благодушно произнес он, коверкая русскую речь. — Дома есть кто-нибьюдь? — задал он абсолютно тупой вопрос, ведь и без того было понятно, что хозяева дома.
— Да, герр офицер, — поскольку мамаша до сих пор продолжала находиться в ступоре, бодро ответила за двоих Акулинка и широко улыбнулась, — есть: я и мама моя. Их и мутер, — добавила она на немецком, указав пальцем на себя и мамашу.
После чего сообразила что-то вроде непринужденного и корявенького «деревенского книксена»[2]. Но я-то видел насколько тяжело ей всё это дается: холодные капли пота выступившие на лбу, трепещущая жилка на виске и, едва заметно подрагивающие, веки и губы.
Но чего не отнять — держалась она великолепно! Я бы такую в разведку взял. Её поднатаскать, как следует, и будет незаменимым бойцом. Самое главное, у неё есть стальные яйца, чего так не хватает некоторым мужикам! Ведь она реально готова сейчас умереть вместе со мной, прихватив на тот свет немецкого офицера! А такой характер золотого стоит.
— Spricht die Fräulein Deutsch? — Немец с интересом пялился на симпатичную русскую девчушку.
[Девушка говорит по-немецки? (нем.)]
— Найн, герр офицер, — мотнула головой Акулинка, — фройляйн не разговаривает по-немецки. Так, несколько слов знаю…
— Не страшно̀! Я есть карашо понимать по-русски, — произнес обер-лейтенант.
Пока Акулинка с фрицем «мило» болтала, я пытался одной рукой, да еще и под одеялом на ощупь, разогнуть усики предохранительной чеки «лимонки». Вторая же рука, уже основательно затекшая и посиневшая, продолжала оставаться в железном захвате мертвой старухи.
Все мои осторожные попытки освободиться от этого груза терпели сокрушительное фиаско. Циркуляция крови была явно нарушена, и руку я уже почти не чувствовал. Как бы её не лишиться таким макаром. Но сейчас главной опасностью являлась не мертвая бабка-колдунья, а чертов фриц в историческом костюме гитлеровца и его «камрады», скручивающие курам головы во дворе.
Если зрение меня не обманывало, то эти отмороженные на всю головы немецкие наёмники действительно воевали в форме вермахта времен Второй Мировой Войны! Решили взять реванш за проигрыш дедов-прадедов? Или компьютерных игрух переели и реала захотелось? Ну, сучары, я вам покажу еще настоящий реал!
— Мне сказать много людьи в Тарасовка, — продолжил немец, — что здесь есть проживать настоящий… Э-э-э… — Обер-лейтенант прищелкнул пальцами, видимо вспоминая забытое слово. — Die Hexe… Как это по-русски? Oh ja, — наконец вспомнил он, — вьедьма!
— Правильно — ведьма, — ненавязчиво поправила его Акулинка.
— Oh ja-ja, я так и говорить — вьедьма, — повторил чертов нацик. — Где эта вьедьма жить? Здесь, или есть другое место?
— А зачем она вам, герр офицер? — как бы между прочим поинтересовалась девушка. — Заговор нужен? Или приворот? На судьбу погадать, или будущее знать хотите?
— Что есть загово̀р? Приво̀рот? — Наморщил лоб фашик, видимо такие колдовские термины были ему совершенно не знакомы. — Nein! Мой друг детства — Вольфганг, есть работать в научный organisation — «Аненэрбе». Он заниматься изучением магия и колдовство и просить меня писать ему, если русски зѐмля встречать эти необычный явлений. — Отчего-то пустился в пространные объяснения обер-лейтенант, как какой-то вшивый интеллигентик типа меня. — Так где я могу видеть эта вьедьма? — вновь вернулся к своему первому вопросу немец.
— Мне очень жаль, герр офицер… — сильно волнуясь, произнесла Акулинка. — Ведьма — это моя бабушка…
— Я понимать, — довольно закивал фриц, — Großmutter — бабу̀шка. Где она есть сейчас? Мне надо с ней говорить.
— Не знаю, где она сейчас, герр офицер, — выдала девушка, — наверное, на небесах…
— Что есть «на ньебесах»? — затупил обер-лейтенант.
— Ну… — Акулинка пожала плечами, ткнула пальцем в потолок и закатила глаза. — Там…
— Там? — Немец тоже задрал голову, уткнувшись взглядом в потемневшие доски потолка. — На ньебесах? Im Himmel? Wie ist das möglich? Как это возможно?
— Моя бабушка умерла сегодня ночью, герр офицер… — Натурально прослезилась Акулина, закрыв лицо руками.
— Умерла? — опешил немец.
— Да, она в раю… ну или…
— В раю? Оу! Im Paradies! Ньебеса! — Наконец-то стало доходить до фрица.
Он неожиданно обернулся и застыл, впившись взглядом в мертвое тело старухи. Я напрягся, ведь сейчас он обязательно заметит и меня. Я ведь не прозрачный и папа у меня не стекольщик. А там возникнут вопросы, на которые без «лимонки», похоже, ответить не получится.