Я мельком взглянул на бездыханные трупы полицаев, в одном из которых до сих пор торчал мой нож. Посмотрел на старую ведьму, всё еще продолжающую ожидать захоронения в гробу на телеге и на окружающих меня женщин, продолжающих вести тихую перепалку. Вот кому война, а кому…
— Товарищи женщины! — вмешался я, стопоря на время извечную проблему «отцов и детей». — Заканчивайте уже!
Мать с дочкой резко замолчали и повернулись в мою сторону. И вид их не предвещал ничего хорошего. Если они сейчас объединят свои усилия, тогда мне точно не поздоровится, будь я хоть тысячу раз ведьмак!
— У нас тут, как бы, два трупа образовалось, если вы не заметили! — поспешно напомнил я. — Надо бы «прибраться», пока их в управе не хватились. Да и бабушку пора похоронить… — Это уже апелляция к родственным чувствам.
— Он прав, — угрюмо кивнула Глафира Митрофановна. — Дома договорим, — угрожающе пообещала она дочери.
— Обязательно поговорим, мама! — Не осталась в долгу и молодая язва. Похоже, что подобные пикировки для них дело привычное.
Я оторвал задницу от лавки — состояние моё боле-менее нормализовалось, и подошел ко второму полицаю, валяющемуся меж могилок с ножом в груди. Выдернув оружие, я тщательно отер его о куртку предателя и засунул обратно в ножны.
Кстати, лезвие до сих пор продолжало источать легкий дымок, а металл, похоже, слегка потемнел. Решив разобраться с этим попозже, я взял убитого Рябченко за ноги и оттащил к подельнику, лежащему с пробитой насквозь шеей.
— Акулина! — окликнул я девчушку. — Оружие собери! Пригодится.
Девушка, кивнув головой, послушно побежала за лежащим на земле карабином. Я же без всякой брезгливости вывернул полицаям карманы. У них-то особо и разжиться оказалось нечем: несколько мятых засаленных купюр небольшого достоинства, горсть железной мелочи, пара початых пачек папирос, россыпь патронов к нагану и документы. Вот и весь небогатый хабарок.
Но и это уже было что-то: карабин и наган — можно и повоевать! А с бою еще возьму! Основательно осмотрев трупы, я пришел к выводу, что с сутулого ублюдка мне больше нечем поживиться, а вот фиксатый…
— Ай ниид йо клосс, йо буутс энд йо моотосайкл! — прикинув размерчик ублюдка, произнес я легендарную фразу Железного Арни в роли терминатора Т-800. Заметив, как от удивления вновь широко раскрылись глаза Акулинки, я с сожалением добавил:
— Жаль, что у него нет мотоцикла. Но одежду и сапоги я все-равно приватизирую. Вот и не надо будет ничего воровать.
Пока я разлатывал фиксатого уголовника-коллаборациониста, ко мне подошла Глафира Митрофановна:
— Мародерствуешь, никак, хлопчик?
— Что с бою взято, мамаша, то свято! — отбрил я её, не прекращая своего занятия. — Законный трофей! Нужно ведь мне как-то мимикрировать под окружающую среду? Ни на базар, ни в магазин не сунешься, а тут, вроде, и размерчик подходящий.
— Далеко пойдешь, — взглянув на меня намётанным глазом, произнесла Глафира Митрофановна, — хоть на вид ты как сдобный мамин пирожок. Но, вижу, нервы у тебя стальные, рука крепкая и брезгливости никакой! Самое оно для настоящего ведьмака. Недаром тебя мать заприметила…
— Где посоветуешь ублюдков прикопать, Глафира Митрофановна? — поинтересовался я, стянув с Костыля рубашку, залитую кровью из пробитого горла.
Мятый пиджак, к счастью, почти не замарался. А штаны при падении тела лишь слегка перемазались землей. Единственным качественным предметом гардероба убитого полицая оказались добротные хромовые сапоги.
Сдернув с него обувку, я тут же приложил сапог подошвой к своему ботинку и довольно выдохнул — как по мне шитый. Воевать в высоких сапогах куда как удобнее, чем в допотопных коротких ботинках с обмотками. Да и половчее будет. Не привычные берцы, конечно, но я и в сапогах по тайге с дедом в своё время основательно побегал.
— А чего тут советовать? — удивленно произнесла тётка. — Матери моей составят компанию, — указала она на вырытую могилу. — Две черные души в услужении на вечные века — это же просто подарок для настоящей ведьмы! Да и время не потеряем. Чего зря для ублюдков руки бить?
— Вы тоже, мамаша, смотрю — чисто кремень! — покачал я головой.
— Ну, так ведьмино ж отродье, — хищно улыбнулась Глафира Митрофановна. — Только задатка у меня никакого не было, чтобы силу от матери перенять… — с легкой грустью произнесла она. — Уж я бы тогда точно делов-то натворила!
Вот уж кто бы точно на колдовском поприще до высшего чина бы сумел дорасти, так это она. Да она даже без бабкиного дара — ведьма ведьмой только на одних «морально-волевых». Не завидую тому мужику, кому она тещей придётся…