— Цзэдун плохо со мной обращается,— пояснила она.— У нас всё время ссоры и скандалы. Он хватается за скамью, а я хватаюсь за стул! Я знаю, что между нами всё кончено.
Товарищи, состоящие в браке, не должны так вести себя, ответила Ян Цзыле и предложила навестить Мао в Яньани и убедить его написать письмо Хэ. По её словам, Хэ была в отчаянии.
Позднее другой товарищ, Лю Чуньсянь, сказала Ян Цзыле по секрету: «Лань Пин очень хорошенькая и умеет играть. Когда она приехала в Яньань, старик Мао был от неё без ума. Он так громко аплодировал её игре, что Хэ Цзычжэнь стала ревновать. Из-за этого они часто скандалили — с ужасными последствиями».
Через несколько дней после приезда Ян Цзыле в Яньань она сообщила Мао, что видела Хэ в Сиани и предложила привезти её обратно, но та отказалась.
— Это всё ваша вина,— сказала она гневно Мао.— Вы должны сразу же написать ей.
Мао только засмеялся и ничего не ответил. Несколько дней спустя, когда она снова увидела Мао, он сказал:
— Я написал Хэ письмо, но она не хочет вернуться.
Ян не была уверена в том, что он действительно написал это письмо. С уверенностью можно было сказать лишь, что здоровье Хэ ухудшается и что ей надо ехать в Москву. Товарищи часто говорили, что Хэ очень упрямая, что у неё характер хунаньского осла[137].
Ясно, что Лань Пин была у Мао на примете с момента её приезда в Яньань.
Ⅴ
В целом Цзян Цин мало говорила о собственной семье и о своём происхождении, но очень много — о членах семьи Мао, которых она близко узнала за все эти годы. Отчасти это, возможно, объясняется китайской традицией, согласно которой девушка, выходя замуж, навсегда оставляет свою семью и входит в семью мужа. Вследствие этого её собственная семья отходит на задний план и центром жизни для неё становится семья мужа. Характер семейной жизни Мао, как и большинства странствующих революционеров, был антитрадиционным в том смысле, что ядром семьи были муж и жена, а родители мужа, которые в обычных условиях были бы старшими членами семьи как по возрасту, так и по авторитету, были давно уже покинуты и отвергнуты им. Даже уже на седьмом десятке своей жизни Мао продолжал открыто порочить своего отца. Но, будучи сам отцом, Мао взял на себя задачу собрать по возможности детей своих жён под крылом своей непостоянной семьи. На эту тему, личную и тягостную для неё, Цзян Цин распространялась довольно многословно.
Трагедия семьи Мао типична для поколения революционеров-основателей. К тому времени, когда оставшиеся в живых участники Великого похода достигли Северо-Запада, в их памяти остался неизгладимый след от тысяч личных потерь, причинённых им гражданской войной. С годами число погибших возросло до нескольких миллионов, что влекло за собой и наследие этих лет — растущую жажду мести. Но, невзирая на все страдания отдельных людей, коммунистические лидеры оставались стратегами, не давая воли чувствам. Кровавая месть, осуществляемая в одиночку, никогда не могла бы привести к коренным изменениям исторических условий. Поэтому они неустанно добивались переключения стремления к личной мести на борьбу за претворение в жизнь идеологических принципов.
Как ни парадоксально, революционный театр сильнее, чем политическая идеология, влияет на настроение народа. Цзян Цин начала говорить о семье Мао Цзэдуна, когда мы присутствовали на представлении «Красного фонаря» — революционной оперы, поставленной на Северо-Западе в конце 40‑х годов. С историями оставшихся в живых участников Великого похода были связаны жгучие воспоминания о детях, жёнах и других родственниках, потерявшихся, лишившихся рассудка или погибших вследствие бурных исторических перемен, вызванных в ⅩⅩ веке Мао, его товарищами и его врагами. Во время одной из сцен оперы, в которой бабушка рассказывает о личных трагедиях, перенесённых семьей Ли (случайное ли это совпадение с фамилией самой Цзян Цин?), Цзян Цин плакала, говоря о шести членах семьи Председателя, которые «сложили голову за революцию»[138]. Это были — по порядку и стилю её изложения — жена Председателя Ян Кайхуэй; его средний брат Мао Цзэтань, который сложил голову в Советских районах; его младший брат Мао Цзэминь, который сложил голову в Синцзяне; его сын Мао Аньин, сложивший голову в Корее; его племянник Мао Чуньсюн, сложивший голову во время отхода войск из Центральной равнины, и ещё один сын, которого били так сильно, что у него была полностью подорвана нервная система. Она гневно добавила, что гоминьдан и поныне распространяет злобные слухи о том, что его нервное расстройство — это «дело наших рук».
137
138
Она имела в виду, что они погибли либо в бою, либо при других обстоятельствах, защищая партию.