Быстрые переходы Цзян Цин от яньаньского совещания к культурной революции и обратно происходили в её уме автоматически, поскольку единственным идеологическим оправданием для её деятельности в ходе культурной революции служил трактат Мао о яньаньском совещании. Ни Мао в своих «Выступлениях», ни она в своём пересказе не сохранили для истории данных об источниках противоречивых взглядов на литературу, ставших первопричиной созыва яньаньского совещания. В какой-то мере довольно грубый, сталинистский, прагматический подход Мао к этому вопросу, столь важному для единства коммунистов в Китае, объясняется тем, что Маркс, Энгельс и Ленин не занимались систематически проблемами культурной резолюции. Прибегая к механическому языку, явно рассчитанному на то, чтобы у «изнеженных» интеллигентов забегали мурашки по спине, Мао назвал писателей «инженерами человеческих душ» (метафорическое определение, заимствованное Сталиным у Горького). Отталкиваясь от учения Ленина, он утверждал, что литература и искусство — это винтики в механизме революции[190]. Он сказал тогда:
— Совещание, которое мы сегодня открываем, должно помочь нам по-настоящему превратить литературу и искусство в составную часть общего механизма революции, в могучее средство сплочения и воспитания народа, в мощное оружие, которым мы будем разить врага вплоть до его уничтожения, в средство помощи народу в его единодушной борьбе с врагом[191].
Если писатели были «инженерами», то Академия имени Лу Синя была фабрикой культуры, работавшей в атмосфере, пронизанной необычными противоречиями. Её персоналу, не менее искушённому в области искусства, чем любое последующее поколение в Китае, рекомендовалось изобрести культурные формы, достаточно простые, чтобы завладеть простодушными умами «рабочих, крестьянских и солдатских масс» Китая, а в начале 40‑х годов это выражение было далеко не стереотипной фразой. Из сырьевых материалов их жизни фабриковались новые разговорные драмы и переделанные местные оперы. Популярной формулой было описание действий ловкого крестьянина, который помогает красноармейцам сорвать подлые замыслы японского мародёра. Такие наивные условности, рассчитанные на вкусы масс, неизбежно должны были оттолкнуть настроенные на более высокие материи умы интеллектуалов-«инженеров», привыкших писать пьесы со сложными и противоречивыми персонажами. Столкнувшись с этой дилеммой, проистекавшей из извечного неравенства таланта и образования, Мао потребовал систематически проводить меры, которые в своей основе должны были дополнять друг друга: давать новые произведения, обеспечивающие массам позитивную литературную жизнь, и исправлять — путём духовного очищения — упрямых интеллигентов, не подчинявшихся его установкам.
Чтобы покончить со старыми порядками, Мао рекомендовал интеллигентам покидать свои «башни из слоновой кости» (не исключая и клуб, каким стала Академия имени Лу Синя). Они подобно ему самому должны были общаться с массами. Писателям, музыкантам и артистам, издавна привыкшим работать в кругах элиты, надлежало читать стенгазеты, вывешиваемые массами, присутствовать на народных представлениях и слушать народную музыку. Только окунувшись в общую культуру, интеллигенты и художники, номинально «опролетарившиеся», теперь в качестве «работников культуры» станут «верными выразителями» интересов народа. Он писал: «Только являясь представителем масс, можно их воспитывать; только став учеником масс, можно стать их учителем. Если же будешь считать себя господином масс, возомнишь себя аристократом, важно восседающим высоко над „чернью“, то, какими бы великими талантами ты ни обладал, массам они не будут нужны и работа твоя будет бесперспективна»[192].
Мао также предупреждал писателей, что «холодная ирония и острая сатира», практиковавшиеся Лу Синем «в обстановке господства тёмных сил», когда все товарищи были лишены свободы слова, неуместны в условиях нового режима, который дал демократию и свободу всем революционным писателям и художникам. «Здесь мы можем говорить полным голосом, и нам незачем прибегать к туманным обинякам, которые затрудняют народным массам понимание произведения… Сатира будет необходима всегда. Но существуют различные виды сатиры: сатира, обращённая против врагов; сатира, обращённая против союзников; сатира, обращённая против людей из нашего же лагеря, причём в каждом случае наш подход должен быть различным. Мы отнюдь не против сатиры вообще и должны отказаться лишь от применения её без разбору»[193].
190