Они шли и шли. Казалось, этому ночному маршу не будет конца. Кое-кто из молодых, присоединившихся к ним недавно, едва волочил ноги. Некоторые падали от изнеможения. Им ничем нельзя было помочь. Сама Цзян Цин находилась в более выгодном положении — она ехала верхом. Она вспомнила, как какой-то мальчик лет 14—15 схватил её лошадь за хвост и пошёл следом, чтобы не упасть. Её силы также были на исходе, и её пугала мысль, что она может заснуть, упасть с лошади и разбиться. Какая польза будет от неё тогда товарищам? Чтобы взбодриться, она заставляла себя петь революционные песни и разрешала себе заснуть не раньше трёх часов утра. Её общее плохое состояние усугублялось хроническим заболеванием желудка, от которого она страдала с самого детства (одно из многих упоминаний об изменениях её физиологических функций). Обычно у неё повышенная кислотность. Здесь же, в горах, на большой высоте кислотность, наоборот, понизилась, появились другие нарушения в области желудочно-кишечного тракта.
31 марта 1947 года они прибыли в Цюцзяпин, расположенный на берегу реки Хуайчжу. И здесь ей как-то попался на глаза солдат из их роты, который носил военную фуражку с эмблемой гоминьдана! Она гневно потребовала, чтобы он снял фуражку. Для большей наглядности Цзян Цин сняла собственную восьмигранную фуражку с красной звездой, выхватила у него гоминьдановскую и, надев её на себя, свирепо уставилась на солдата. Другие товарищи, видевшие этот обмен, сердито смотрели на неё. Но она стояла на своём: она показала молодому солдату и всем присутствовавшим при этой сцене, что в их стан просочились правые оппортунисты, которые учат солдат носить на фуражках гоминьдановский значок вместо красной звезды — символа коммунистической партии[210]. В спор вступил Ли Вэйхань, в то время ректор партшколы. Увидев, что Цзян Цин надела фуражку солдата, он крикнул:
«Сейчас же сними эмблему гоминьдана!»
«Да, гоминьдан и коммунистическая партия воюют! — воскликнула она в ответ.— И любой, кто ещё носит эмблему гоминьдана, пусть подчиняется ей, ведь она — политический инструктор!»
Они продвигались всё дальше, держась близко к горам, пока не выбрались на равнину. Во время десятиминутных привалов после каждого часа ходьбы они притоптывали на месте, чтобы хоть как-то согреться на пронизывающем холоде. На Цзян Цин было меховое пальто, но и оно не спасало — она всё равно промерзала до костей. Кто-то из товарищей пустил по кругу небольшую бутылку со спиртом — и сразу стало теплее.
Они продолжали свой путь, следуя заведённому порядку: выходили с наступлением сумерек, шли всю ночь, а на рассвете разбивали лагерь и спали большую часть дня. (Даже после Освобождения многие лидеры старшего поколения, в том числе и Цзян Цин, сохранили эту привычку — работать ночью и спать днём.) В начале апреля они продолжали продвигаться на запад, и пятого числа прибыли в Цинъянча, где пробыли несколько дней. Первое, что они сделали,— это пополнили запасы «трёх сокровищ», так необходимых в пути: соли, меха и лекарственных трав.
На этой стадии войны некоторые руководители взяли себе псевдонимы, чтобы противнику труднее было установить их личность и выследить их. Псевдонимы выбирались очень тщательно, Председатель решил назваться Ли Дэшэном, то есть «полным решимости одержать победу», а Чжоу Эньлай — Ху Бишэном, то есть «уверенным в победе»[211]. В дни отдыха в Цинъянча ЦК из соображений безопасности был снова переименован — на сей раз в 9‑й отряд[212]. Как и раньше, он состоял из четырёх групп, и Цзян Цин продолжала быть политическим инструктором в одной из них.
Во время краткого пребывания в Цинъянча Председатель часто уединялся в своем жилище — ему надо было сосредоточиться, сформулировать свои взгляды. 9 апреля он издал циркуляр, в котором классифицировал «временный» (так он назвал его тогда) уход из Яньани как тактический шаг, необходимый для защиты всего Пограничного района Шэньси — Ганьсу — Нинся[213]. Он писал, что нападение на Яньань и Шэньси — Ганьсу — Нинся в целом было бы ошибочно рассматривать как признак силы и мощи гоминьдана; наоборот, это свидетельствует о кризисе в его рядах. Поэтому Председатель призвал компартию и войска приложить все силы для защиты этого района.
Ⅲ
На очередной остановке в Ванцзявани они провели два месяца и снялись только 7 июня. Эта деревня, в которой жило десять семей, примостилась у подножия горы в уезде Цзинбянь. Противник находился всего в шести милях от лагеря. ЦК располагался в двух смежных пещерах. Цзян Цин и Председатель занимали внутреннюю пещеру, а Чжоу Эньлай, Лу Динъи и Жэнь Биши, совершавшие поход без жён,— во внешней[214]. Когда четверо мужчин проводили заседания, Цзян Цин должна была уходить из пещеры и проводить время в сарае вместе с ослами. (Это нелепое воспоминание развеселило её.) Цзян Цин торчала в этом сарае целыми днями, мучаясь от безделья, у неё завелись вши и блохи, она быстро теряла в весе, а на шее выскочил большой чирей. Откуда он взялся, она не могла себе представить. Когда заседания ЦК кончались, Председатель звал её, выслушивал её жалобы и, как она выражалась, «просвещал её». На её ложе он обнаружил рассадник клопов. Это они кусают тебя и вызывают опухоли, объяснил он. В честь этих клопов, стройными шеренгами марширующих по стенам, они переименовали сарай в «клопиный штаб». После этого Председатель и Цзян Цин провели карательную операцию и уничтожили всех клопов до одного. (Цзян Цин рассказала об этом со смехом.)
210
По одежде и особенно по фуражкам всегда можно было судить о том, в каких отношениях — сотрудничества или вражды — находятся КПК и ГМД. В период сотрудничества или единого фронта гоминьдановцы носили фуражки с эмблемой, изображавшей белое солнце.
Бывший соперник Мао Чжан Готао писал, что после 1937 года, когда КПК и ГМД добились примирения и пришли к соглашению о том, чтобы включить отряды Красной армии в состав Национально-революционной армии, находившейся под контролем центрального правительства, жителям Яньани было разрешено носить форму либо Национально-революционной армии, либо Красной армии. У Мао было две военных фуражки: одна Национально-революционной армии, а другая — Красной армии, с пятиконечной звездой. Принимая гостей со стороны, он надевал первую, а на совещаниях КПК или для выступлений перед студентами Антияпонской академии — вторую (
211
О том же псевдониме Мао упоминает и Янь Чанлин («The Great Turning Point», p. 69). В других мемуарах революционеров эти два псевдонима приводятся в несколько изменённом виде. В псевдониме Мао «Ли Дэшэн» иероглиф «дэ» пишется так, что он означает «добродетель» (а не «решимость»); следовательно, получается «добродетельная победа». Псевдоним Чжоу «Ху Бишэн» означает «уверенный в победе» (ХЦПП 3, с. 345).
212
О шутках, которыми обменивались между собой руководители и местное население по поводу маскировки ЦК под 9‑й отряд, и о периодических появлениях Чжоу Эньлая инкогнито см.: ХЦПП 3, с. 361.
214
Бывший телохранитель Мао Янь Чанлин описывает это тесное жилище в общем в том же духе, что и Цзян Цин; он приводит также факты, раскрывающие некоторые черты её характера. Когда в апреле, вспоминает он, ЦК прибыл в деревню Ванцзявань, старый крестьянин Ван предложил разместиться в его полуразрушенной трёхкомнатной хижине-пещере, где стояли чаны с засолёнными овощами. Едкий запах от них чувствовался даже во дворе. Председатель (видимо, вместе с Цзян Цин) занял внутреннюю комнату, его заместитель Чжоу и Лу Динъи делили земляной кан в комнате ближе к двери. Жэнь Биши выделили третью комнату — чуть больше кана, на котором он спал. Старый Ван очень извинялся за это бедное жилище и попросил своих родственников уступить руководителям ещё одну пещеру. Но товарищ Цзян Цин, бывшая тогда политическим помощником в управлении главного штаба, сказала Янь Чан-лину: «Не трогай их! У этого человека большая семья: старые и малые, женщины и дети. Как же можно их всех запихнуть в одну пещеру?»
«Но здесь слишком тесно,— возразил Янь.— Штаб роты — и тот обычно занимает больше места!»
«Мы сейчас живём в трудных условиях.— ответила Цзян Цин.— У нас большая организация. Заняв такую маленькую деревушку, мы уже этим причинили местным жителям массу неприятностей. Председатель учит нас, что, встречая на пути трудности, нужно думать о том, как преодолеть их. Ему не понравится, если мы будем проявлять излишнюю заботу о его собственном комфорте. Кроме того, нужно подумать ещё и о том, какое впечатление произведёт это на людей».
В статье Яня нет ни слова о том, что Цзян Цин была женой Председателя. Она же показала, что правильно понимает роль политического лидера.