Стремясь участвовать в движении по осуществлению аграрной реформы в Восточном Китае, она отправилась в Шанхай. Этот город был ей особенно близок, хотя она не была в нём более 12 лет. Возможность вновь увидеть Шанхай очень её взволновала, хотя она знала, как глубоко изменились порядок правления и культурная жизнь в городе. На вокзале её встречали Гао Ган и Жао Шуши — два деятеля, руководившие Северо-Восточным и Восточно-Китайским бюро КПК соответственно, а следовательно, контролировавшие всю восточную часть страны. Очевидно, они были информированы о её планах. С момента встречи на перроне шанхайского вокзала ими были приняты все меры для того, чтобы контролировать каждый её шаг на территории, которую они считали «своей».
Она, Мао Цзэдун и их сторонники ещё не знали того, что обнаружилось несколько лет спустя, а именно что Гао Ган и Жао Шуши уже тогда были «ренегатами», изменившими КПК и перешедшими на сторону врага[245]. Совместно они использовали более трёх тысяч секретных агентов, внедренных в восточные города и сельские районы — обширную область, ещё в начале 50‑х годов находившуюся в значительной степени под их личным контролем. Больше всего ей приходилось иметь дело с Жао Шуши. Прибыв в Шанхай, Цзян Цин заявила ему, что хочет немедленно отправиться в поездку по деревням, чтобы изучить проблемы, связанные с аграрной реформой. Жао Шуши попытался отговорить Цзян Цин, ссылаясь на то, что не может гарантировать её безопасность из-за значительного числа действующих там вражеских агентов (как будто они не были по сути его личными агентами). Эта забота о ней была притворной: он лишь пытался замаскировать свою гнусную деятельность.
Наблюдение за Цзян Цин велось непрерывно. Однажды она собралась пойти за покупками в центр Шанхая. Жао Шуши настаивал на том, чтобы лично сопровождать её, хотя она хотела пойти одна. Позднее в Восточном Китае её постоянно сопровождал либо глава ведомства общественной безопасности, либо сам секретарь Жао Шуши. Куда бы она с ним ни отправлялась, их окружали вооружённые тайные агенты, что создавало впечатление, будто она всё время находится под угрозой похищения; это чувство страха она хорошо помнит до сих пор. По такому властному обращению с ней Жао Шуши и «его компании» она поняла, что обстановка в Восточном Китае после Освобождения почти не изменилась.
Жао Шуши распорядился поселить Цзян Цин в отеле «Виктория». Не желая упускать её из виду, он решил и сам поселиться там на всё время её визита. Сначала ей предоставили номер, выходящий окнами на юг и обогреваемый системой центрального отопления. Как она говорила, в ту зиму (1950) это было для неё очень важно, поскольку она всё ещё чувствовала себя слабой. Но, по-видимому, Жао Шуши считал, что благодаря расположению её комнаты она сможет установить контакты с влиятельными товарищами. Он же стремился изолировать её от других людей, обладающих властью. К тому же, может быть, Цзян Цин скорее уедет, если создать ей малокомфортабельные условия. По словам Цзян Цин, он вёл себя как «лицемер»: он занял лучшие комнаты, выходящие на юг, а её перевёл в угловую комнату, выходящую на север и без центрального отопления. Здесь царил ледяной холод; сюда не проникал солнечный свет. Стараясь согреться, она натягивала на себя всю свою одежду и укутывалась во все одеяла, какие могла найти. «Сходите к врачу!»,— сказал Жао, когда она в конце концов сообщила ему о своих недугах. Но это было не то решение, которого она желала. Она держалась до конца и, чтобы сбить температуру, пила много воды. В конце концов Жао сдался и позволил ей занять отапливаемую комнату.
Не сумев ничего добиться в Восточно-Китайском бюро КПК, Цзян Цин обратилась к мэру Шанхая Чэнь И (он руководил освобождением как Шанхая, так и её родной провинции Шаньдун), которому рассказала о своих злоключениях. Он рекомендовал изменить тактику и пойти на установление контактов с деятелями культуры, к которым она явно близка в личном и профессиональном планах. Сам слишком занятый, чтобы сопровождать её, Чэнь И поручил своему заместителю Пань Ханьняню ходить с ней на театральные представления, в кинотеатры, посещать другие культурные мероприятия, которых было так много в те дни. Как компаньон Пань Ханьнянь имел сомнительную ценность. Она с раздражением рассказывала, что он не только был известен в 30‑х годах как сторонник Ван Мина, но подобно Жао Шуши был впоследствии разоблачён как «ренегат» (его исключили из партии и в 1955 году арестовали).
Поскольку Жао Шуши отвечал за район Восточного Китая, он стремился показать, что несёт ответственность за Цзян Цин. Но ему нужно было также как-то занять её, а это было затруднительно. Однажды он пригласил её (предварительно кратко проинструктировал) на расширенное заседание возглавляемого им Восточно-Китайского бюро КПК. Возможно, для того чтобы она чувствовала себя непринуждённее в подобной ситуации (этот весьма высокий орган состоял в то время исключительно из мужчин), Жао Шуши сообщил, что его жена тоже будет присутствовать[246]. Во время заседания он устроил так, что Цзян Цин сидела непосредственно напротив него. Во вступительном слове он шутливо обратился к ней как к «имперскому посланнику», чем привел её в бешенство; но она ничего не могла ответить[247]. Как предполагает Цзян Цин, он и его окружение стремились унизить её, чтобы вынудить уехать обратно.
245
О связях Гао и Жао с Советским Союзом (впрочем, подобные связи между китайскими и советскими руководителями были обычными в начале 50‑х годов) писал Франц Шурман и другие. Возможно, Гао и Жао установили сотрудничество, выгодное для индустриального развития и Северо-Восточного и Восточного Китая. Хотя Сталин не мог рассчитывать на установление контроля над политическим аппаратом, в котором доминировали ветераны Яньани, он, вероятно, пытался оказать влияние или контролировать экономический, а может быть, и военный аппарат («Ideology and Organization in Communist China». Berkely. 1966, p. 334). Цзян Цин, говоря о Гао и Жао, отмечает, что они сотрудничали, когда осуществляли контроль над основными отраслями промышленности, но не были заинтересованы в проведении аграрной реформы, презрительно относились к авторитету Мао и мешали исследованиям, проводимым его представителями.
246
Жена Жао Шуши, Лу Цуй, родилась в провинции Чжэцзян, в середине 30‑х годов училась в университете Цинхуа, примкнула к «движению 9 декабря» (1935). В 1946 году она вместе с Жао участвовала в мирных переговорах с гоминьдановцами в Пекине под эгидой специального представителя США генерала Маршалла В 1949 году стала членом Постоянного комитета Всекитайской федерации демократических женщин. Китайского комитета сторонников мира и Общества китайско-советской дружбы, в котором состояла и Цзян Цин. По-видимому, политическая деятельность Лу Цуй прекратилась в год, когда её мужа отстранили от власти (
247
По терминологии Мао Цзэдуна, «имперский посланник» — это человек, пускающийся в разглагольствования на теоретические темы, не имея никакого личного практического опыта. Цель Мао — подчеркнуть, что теория неотделима от практики (СУ, т. 3, с. 13).