Среди иностранных руководителей, прибывших в Москву, чтобы отдать последний долг, находились руководитель чехословацкой революции 7 февраля Клемент Готвальд и польский лидер Болеслав Берут. Оба до прибытия в Москву на похороны Сталина были здоровы, но, простудившись на морозе, умерли после возвращения домой. То же произошло, заявила Цзян Цин, рисуя фантастическую картину ошибок, и с руководителем итальянской компартии Пальмиро Тольятти и председателем Компартии США Уильямом Фостером; Мао же избежал губительных последствий траурной церемонии по случаю смерти Сталина[285].
Хотя второй визит Цзян Цин в Советский Союз продолжался почти год — с зимы 1952 до осени 1953 года,— она почти не имела возможности узнать что-либо об этой стране, так как китайцы были изолированы от советского народа[286]. О посещении ею культурных мероприятий не могло быть и речи, а других развлечений не было. Читать ей приходилось лишь документы, доставлявшиеся китайским дипломатическим курьером, человеческие же контакты сводились главным образом к общению с русскими врачами, медсёстрами и телохранителями. О них она отзывалась в основном как о «хороших людях», хотя, как ей казалось, они были одержимы страстью к деньгам. Одна русская медсестра сказала ей, что знаменитый писатель и редактор Константин Симонов стал «миллионером»[287] благодаря авторским гонорарам и жалованью высокопоставленного правительственного чиновника; его жена носит сказочные драгоценности. Медсестра, рассказавшая об этом, тоже носила драгоценности, отметила Цзян Цин. На вопрос, почему она их носит, медсестра ответила, что это просто дань обычаю и лишено политического смысла. Далее медсестра сообщила, что кто-то, как ей стало известно, написал в советский журнал «Крокодил» несколько писем о роскошной жизни семьи Симонова. Однако эта тема оказалась настолько щекотливой, а стремление к роскоши так распространено, что «Крокодил» не осмелился опубликовать эти письма.
То, что немногие знакомые Цзян Цин придавали такое значение деньгам, производило удручающее впечатление. Штатный персонал, с которым ей и её помощникам приходилось иметь дело, выпрашивал подарки и чаевые за свою обычную работу. Безусловно, ощущался большой дефицит потребительских товаров. Однако, сказала Цзян Цин, руководители были виноваты в том, что не предложили народу никаких идеологических стимулов, способных удержать его от «стяжательства».
Хотя отношения между Китаем и Советским Союзом в 1953 году ещё носили дружественный характер, Цзян Цин уже начала ощущать скрытую враждебность. Поскольку прямые контакты между китайцами и русскими встречали «официальное неодобрение», она взяла себе за правило бродить по улицам, когда у неё хватало на это сил. Однажды она удивилась, услышав, как где-то поблизости исполняют китайский национальный гимн. Какой-то прохожий, не знавший, конечно, кто она такая, подошёл и дружелюбно попросил передать привет Председателю Мао и другим китайским руководителям. Едва он произнес эти слова, как агент службы безопасности схватил его и оттолкнул в сторону.
С точки зрения культуры, продолжала Цзян Цин, Советский Союз начала 50‑х годов был подвержен влиянию США и Европы в большей степени, чем это представляло себе большинство китайских руководителей. Люди всё ещё, по-видимому, стремились подражать «аристократам», предпочитавшим французский язык русскому, нарочито культивировавшим европейские обычаи и придававшим крайне большое значение внешнему виду. Тщательно отделанные больницы и санатории, где находилась Цзян Цин, были предоставлены подобным аристократам, многие из которых являлись всесильными чиновниками нового режима. Не находя лучших аргументов, некоторые критиковали её за то, что она слишком упрощённо смотрит на вещи или не в состоянии следовать последним модам.
Даже простые люди в СССР придавали гораздо большее значение фасону и цвету одежды, чем китайцы. Однажды, стоя у окна в больничной палате, Цзян Цин увидела на улице женщину в ярко-зелёной шляпе, совершенно не шедшей к её одежде; она также заметила, что зелёные шляпы спортивного фасона носят многие мужчины, а некоторые из них одеты в зелёные костюмы. Она спросила у кого-то из больных, почему этот цвет получил такое распространение. «Да разве вы не знаете, что зелёный цвет моден в этом году?» — лукаво спросил её собеседник. Женщины всех возрастов пользовались косметикой. Это производило на Цзян Цин отталкивающее впечатление, так как было чуждо её революционным настроениям. Но она, по её словам, никогда ничего не говорила по этому поводу.
285
Готвальд умер 14 марта 1953 года, но остальные выжили. Берут скончался только 12 марта 1956 года, Фостер — 1 сентября 1961 года, Тольятти — 21 августа 1964 года.
286
В действительности тысячи китайских студентов, ученых, инженеров и других специалистов, находившихся в Советском Союзе в течение десятилетнего периода дружбы, закончившегося осенью 1960 года, пользовались широким доступом к культурным ценностям. Правда, они жили обычно своими колониями, однако у них была возможность посещать Большой и другие театры и пользоваться гораздо более широким выбором книг и газет, чем у себя на родине.
287
К. M. Симонов (родился в 1915 году), поэт, писатель и драматург, в 1954—1957 годах, когда Цзян Цин находилась в Москве, был главным редактором ведущего литературного журнала «Новый мир». В 1958 году его сняли с поста редактора за опубликование романа Дудинцева «Не хлебом единым» и других диссидентских произведений, созданных в период «оттепели». Его речь, посвящённая теории социалистического реализма, на Ⅱ съезде советских писателей, состоявшемся в декабре 1954 года, цитировалась Цинь Чаояном и Хуан Цююнем — двумя китайскими писателями, подвергшимися преследованиям как «правые» во время кампании по исправлению стиля в 1957 году (