При таком кратком изложении на первый план неизбежно выступает любовная линия сюжета. Но это лишь одна из ряда сюжетных линий. В романе много действующих лиц, причём каждый из них обладает своим, индивидуальным характером. Но главное, чем привлекал роман читателей,— это показом как блеска, так и убожества частной жизни исчезнувшей элиты. Эти праздные богачи ⅩⅧ века воплощают в себе все пороки, социальные, культурные и политические, от которых коммунистические лидеры — сторонники простого крестьянского стиля жизни — стараются заставить отречься свой народ: они верят в религиозные мифы и символику, живут в роскошных дворцах, проявляют наглость и коррупцию в официальной сфере, обзаводятся огромными семьями в ущерб государству, флиртуют и совершают бессовестные прелюбодеяния.
В романе, помимо широкой картины общественной жизни, мастерски изображены метафизические контрасты: внешний блеск и внутреннее загнивание, чувственность и страдания, вымысел и факты, реальность и иллюзии, мир действующий и мир дремлющий. Изысканный язык, изобилующий искусными метафорами, объединяет всё это в единое целое.
Ⅰ
«Я перечитывал „Сон в красном тереме“ пять раз,— сказал Мао Цзэдун в 1964 году,— но роман не произвёл на меня большого впечатления, поскольку я видел в нём один лишь сюжет»[321]. Цитируя на память длинные отрывки о феях, дворцах и т. п., Цзян Цин предупреждала меня: «Не читайте эту книгу ради её сюжета; смотрите на неё как на исторический роман, повествующий о классовой борьбе».
Как и тогда, когда Цзян Цин рассказывала о нашумевших исторических кинофильмах «Тайны Цинского двора» и «Жизнь У Сюня», теперь, говоря о «Сне в красном тереме», она утверждала, что первой предупредила китайских лидеров и весь народ о пороках литературно-критических исследований о романе. Тем не менее тот факт, что мы провели несколько часов, беседуя об этой книге, полной любовных приключений, стихов, мифических сказаний и описаний исторических событий, объяснялся не только стремлением Цзян Цин раскритиковать её. Из рассказа Цзян Цин совершенно отчётливо вырисовывались две стороны её личности. Выполняя общественный долг, она действовала подобно сторожевому псу, с порога предупреждавшему своего хозяина о приближающейся «литературной опасности». Но в глубине души она была горячей поклонницей романа.
Цзян Цин с готовностью перечисляла многочисленные сложные проблемы, связанные с установлением авторства и толкованием романа[322]. Некоторые из её замечаний и суждений по поводу политических проблем романа отличались чрезмерной горячностью; иногда сказывалось её переутомление. Тем не менее было очевидно, что она в курсе новых критических веяний, причём многие из них, несомненно, исходят от неё самой. Ряд идей, высказанных ею в эти несколько часов, легли в основу многих официальных критических статей, опубликованных в тот год, когда происходили наши беседы[323].
Вокруг романа возникла целая легенда. Прежде всего, неразгаданной тайной остаётся вопрос об авторстве романа и о путях его развития до нынешней окончательной формы. Сколько авторов у романа — один или несколько? Насколько соответствуют первоначальному авторскому варианту дошедшие до нас рукописи? Насколько правильно отражены в романе исторические условия и личности? Подобные вопросы будут обсуждаться бесконечно, и окончательный ответ на них, может быть, никогда не будет дан.
Автором первых восьми глав обычно считается Цао Сюэцинь (1715—1863) — отпрыск богатой и влиятельной семьи, управлявшей императорской парчовой фабрикой в Нанкине в период царствования императора Канси (второго императора маньчжурской династии). При Канси династия достигла вершины могущества, чтобы затем дойти до края гибели. Подобным же образом семья Цао потеряла и состояние, и благоволение императора. В романе «Сон в красном тереме» в образе членов семьи Цзя выведены представители семьи Цао. Семья Цзя возвысилась благодаря двум своим членам, получившим от императора княжеские титулы ещё до начала действия романа; по ходу развития сюжета она оказывается связанной с императорским двором, после того как самая красивая девушка рода Цзя становится женой императора. В последующем семья разоряется[324].
321
«Miscellany of Мао Tse-tung Thought», v. 2, p. 391. Mao имел в виду, что на него не произвела впечатления любовная коллизия романа.
322
За выявление ошибок Цзян Цин я благодарна профессору Чжао Гану — одному из крупнейших знатоков «Сна в красном тереме».
323
Например, статья Сунь Вэньгуана «„Сон в красном тереме“ надо изучать с классовых позиций» (ХЦ, 1 ноября 1973 года, № 11) переведена [на английский] в СЧММ 763—764, 26 ноября — 3 декабря 1973 года. Некоторые рассуждения Сунь Вэньгуана поразительно напоминают высказывания Цзян Цин.
324
Цзян Цин отмечала, что «Сон в красном тереме», как и другие романы, имеет свою историю. Первый вариант романа назывался «Драгоценное зеркало любви» («Фэнъюэ баоцзянь»), второй — «История камня» («Шитоу цзи»). Именно под этим названием Дэвид Хоукс недавно перевёл на английский язык первую треть романа (Middlesex, Eng., 1973). В предисловии он утверждает, что более точный перевод ещё одного названия, приписываемого Цао Сюэциню — «Хунлоу мэн»,— это «Сон в красных дворцах». Однако в Китае и за границей традиционным стало название «Сон в красном тереме». Только по традиции оно используется и здесь.
Таким образом, роман, первоначально называвшийся «Драгоценное зеркало» («Баоцзянь»), стал известен как «История камня». Издательство Цзинь в 1784 году выпустило этот роман под названием «Свадьба золота и яшмы» («Цзинь юй юань»). Это издание имело много общего с выпусками издательства Цзи (названного по имени издателя Цзи Яньчжая, чьи версии романа были выпущены с его примечаниями в 1759, 1760 и последующих годах). Роман, выпущенный издательством Цзи, был ещё ближе к варианту, называвшемуся «История камня».