— Вы не сможете сделать этого,— резко сказала она.
— Почему же?
— Потому что, возможно, у товарища Цзян Цин будет время повидаться с вами этим вечером. Поэтому надо торопиться!
Через несколько минут «возможное» превратилось в «вероятное», а затем в «несомненное». О характере, месте и цели такого визита ничего не было сказано. Я силилась быть благоразумной и избавиться от прежних представлений о Цзян Цин, большей частью неприятных. Лишь однажды я видела её лично на расстоянии четырёх столов на банкете в Доме народных собраний [в помещении ВСНП], который был устроен 1 августа по случаю 45‑й годовщины создания НОАК. Она вошла размеренной деревянной походкой вместе с другими руководителями, и её усадили посередине за «высокий стол» революционных патриархов, в число которых входили Чжу Дэ и Дун Биу — тощие восьмидесятилетние старики с восковыми лицами. Одетая в серую униформу, она едва поддерживала разговор со своей блестяще одетой соседкой по столу мадам Сианук из Камбоджи, которая улыбалась и оживлённо болтала, нимало не смущаясь угрюмым выражением лица Цзян Цин. Я вспомнила также новую стрижку Цзян Цин, облачённой в мешковатую военную одежду, и её ухарскую кепку, когда она произносила горячую речь перед массами во время культурной революции Первое впечатление о ней я получила по фотографии начала 60‑х годов, от которой веяло 50‑ми годами: явно смущённая, она вымученно улыбалась перед фотокамерой.
— Осталось 20 минут! — сказала Юй, спешно извлекая меня из влажных от пота рубашки и брюк, что были на мне с пяти часов утра. Быстро приняв холодный душ и двойную дозу таблеток от головной боли, я оделась в одно из двух своих дорожных платьев, которое выбрала Юй, сказав: «Лучше чёрное, чем красное».
Гостеприимство китайцев вошло в поговорку, напоминала я себе, пока наша машина, непрерывно сигналя, катилась по проспекту Чанань. Под стать ему — и их умение держать гостей в руках, угождая их интересам и вкусам, а затем заставая их врасплох. Когда машина подъехала к широкой лестнице, ведущей в зал ВСНП, где руководители устраивают крупные политические мероприятия и приёмы, стало очевидным, что вроде бы гипотетический план на вечер на самом деле был тщательно подготовлен. Раз уж Цзян Цин послала одно из своих редких приглашений иностранке (и в данном случае роль этой иностранки определяла она сама), то были мобилизованы массовые средства информации, чтобы создать видимость официальности. Фотокорреспонденты из партийного телеграфного агентства Синьхуа, столпившиеся возле машины, делали фотоснимки при свете магниевых вспышек, а когда мы поднимались по ступенькам, направляли на нас телекамеры. В главном холле состоялось быстрое знакомство с людьми из окружения Цзян Цин, в том числе с известной племянницей Мао Цзэдуна, заместителем министра иностранных дел Ван Хайжун. Мы прошли ещё несколько залов, и нас заставили остановиться в большом вестибюле, ярко освещённом лампами дневного света. Кто-то откашлялся и громко объявил, что товарищ Цзян Цин находится в соседней комнате и «почти готова» принять нас.
Ⅲ
Открылась дверь, и, широко улыбаясь, торжественно вошла Цзян Цин. Стиснув мою руку, она испытующе посмотрела мне в глаза. Наши руки опустились, но глаза оставались прикованными друг к другу, казалось, целую вечность (две минуты, быть может), прежде чем были произнесены первые слова.
— Вы моложе, чем я думала,— заметила она.
— Старше, чем кажусь,— сказала я в надежде, что она не будет разочарована.
Она засмеялась и сказала, что стареет: ей скоро шестьдесят. Я возразила, сказав, что она выглядит намного моложе своих лет: ведь даже в революционную эпоху за возрастом сохраняется привилегия старшинства. Во время последующего обмена замечаниями она без всякого стеснения рассматривала моё лицо, волосы, платье и туфли на высоких каблуках, не пытаясь скрыть своё любопытство. Я была столь же любопытна, но, надеюсь, менее навязчива в своих оценках.
Цзян Цин была в изогнутых, с коричневым пластиковым верхом очках, которые я уже видела на её портретах с начала 60‑х годов. От жары её свежее, оливкового цвета лицо блестело. Её нос и щёки, хорошо очерченные, в общем напоминали нос и щёки Мао. Телесного цвета бородавки на кончике носа и в нижнем правом углу рта скорее украшали, чем портили её лицо.