В эту минуту в числе последних блюд обеда внесли воздушную лотосовую кашу с белыми жасминными цветами, плавающими на поверхности миски каждого гостя. Цзян Цин пояснила:
— Эта так называемая «сахарная каша из семени лотоса» сделана на просе. Этот вид проса поставляет мой родной город. Просо намного питательнее риса. Затем в блюдо добавляются яичный белок и жир.
Из беглых замечаний Цзян Цин о питательных и лечебных свойствах блюд было также видно, что ей доставляет удовольствие сознание того, что еда поступает к её космополитическому столу в столице из всех местностей страны. О первом десертном блюде — кусках красивой, розоватой на срезе дыни, какой я никогда прежде не видала,— Цзян Цин заметила:
— Это хами гуа, дыня из Хами в провинции Синьцзян,— и продолжала: — Сейчас у нас в Синьцзяне четыре миллиона семьсот тысяч уйгуров.
(Уйгуры — полезное в политическом отношении национальное меньшинство, служащее буфером между Китаем и Советским Союзом.) Мне дыня необычайно понравилась, и я сказала об этом. Кто-то, должно быть, запомнил это, потому что в последующие вечера в гостинице «Пекин» мне подавали отлично вызревшие дыни из Хами, хотя я и не заказывала их.
Настроение у Цзян Цин менялось стремительно. Когда она заметила, что во время обеда испачкала свои брюки соусом от утки, она со смехом всплеснула руками и воскликнула, что измазалась, как ребенок. Когда на десерт подали последнее блюдо, которое больше всего из когда-либо виденного мною напоминало «персик бессмертия» из даосистской[9] легенды, она насмешливо взглянула на меня:
— До приезда в Китай вы, наверно, представляли нас в своём воображении демонами с тремя головами и шестью руками?
— Не совсем. Но я вполне допускала, что здесь меня хотя бы раз назовут старым прозвищем «иноземный дьявол». Я разочарована[10].
— Ваши волосы не слишком длинны, а юбка не слишком коротка,— съязвила она и сдержанно засмеялась. Позже я обнаружу мелодичность, а иногда и остроту в её смехе.
— Массы всегда узнают и окружают меня, куда бы я ни отправилась,— заявила Цзян Цин в другой момент беседы.— Однажды я решила прогуляться вокруг дворца Ихэюань, но забыла, что тогда был День детей. Неожиданно я оказалась окружённой тысячами людей, и мне некуда было деться.
— Меньше видят — больше восхищаются, больше видят — меньше восхищаются,— добавила она.— Когда я выезжаю на машине, я должна опускать не одно, а целых два матовых стекла, иначе массы узнают меня, закричат и побегут за машиной. Особенно трудно, когда выезжает Председатель Мао. Стоит кому-нибудь заметить его, и массы устремляются за его машиной. Когда выезжает премьер Чжоу, массы стараются привлечь к себе его внимание и толпятся вокруг, чтобы пожать ему руку.
После обеда мы направились в тот вечер в театр Тяньцяо. Прибыли мы туда с опозданием на час. Ставился по заказу «Красный фонарь» — первая опера, переделанная Цзян Цин в соответствии с теми пролетарскими политическими нормами, которые она навязала всем видам искусства во время культурной революции.
По окончании оперы Цзян Цин устроила пышный выход и направилась в закрытый вестибюль, где мы опустились на огромный диван. Как только за закрытой дверью утих шум от уходящих зрителей, она пристально посмотрела на меня и сказала:
— Надеюсь, вы сумеете пойти путём Эдгара Сноу и г‑жи Сноу[11].
— Внушительный пример! — отозвалась я, ужаснувшись трудности такой задачи, но понимая, что главное в наших взаимоотношениях — доверие.
— Могут сказать, что мы промыли вам мозги,— дразнила она.— Вы боитесь?
— Нет. Такая промывка была бы невозможной.
— В конце концов,— сказала она,— здесь были президент и г‑жа Никсон. Если я могу сопровождать президента и г‑жу Никсон, почему я не смогу сопровождать вас? Вы же можете добиться поста президента!
Затем она вернулась к более серьёзному вопросу о моей нынешней роли. Я первая из иностранцев, кому она поведала кое-что из своего прошлого, сказала она, а потом ответила на мой вопрос о публикации этого интервью:
— Вы можете опубликовать его. Но вы должны понять, что я отнеслась к вам не как к корреспонденту, а как к хорошему другу. Сначала я должна попросить премьера просмотреть запись нашей беседы. То, о чём я рассказала вам сегодня вечером, правда. Понятное дело, мы (она и коммунистические лидеры) прошли извилистый и трудный путь. Пусть даже мне скоро шестьдесят, я по-прежнему полна решимости сохранить свою политическую молодость.
9
Даосизм — религиозно-философское учение, изложенное в книге «Лао-цзы», или «Дао дэ Цзин» (Ⅳ—Ⅲ века до нашей эры).—
11
Эдгар Сноу был единственным из писателей, китайских и иностранных, кому Мао сам рассказал о годах своей молодости. Сноу включил этот рассказ в «Красную звезду над Китаем» (Нью-Йорк, 1938; пересмотренное издание, 1968). Лоис Уилер Сноу тогда только что подготовила к печати «Китай на сцене» (Нью-Йорк, 1972) — книгу переводов и описаний революционных балета и оперы, одобренных Цзян Цин. Хотя первая книга охватывает гораздо более широкую панораму, чем вторая, обе примечательны общим высоким уровнем мастерства, восторженным отношением к КПК, а главное — отсутствием враждебной политической критики.