После нескольких дней пребывания в Вангочжуане актёры собирались покинуть деревню. Некоторые её жители упрашивали Цзян Цин остаться, и её тронуло их гостеприимство, но актёрам предстояло двигаться дальше. Всякий раз, когда они отправлялись в дорогу в тех отдалённых местах, у них кончались деньги и в желудках урчало от голода. Однажды, будучи, как обычно, без гроша, все они влезли в автобус. Через несколько часов у автобусной остановки на узкой торной дороге водитель потребовал от них платы за проезд. Они пробовали убедить его, что заплатят по прибытии на место, но он громко протестовал и высадил бы их, если бы несколько здешних жителей не пришли им на помощь, внеся за них плату. Эта путающая привычные представления встреча «бедных» горцев с «богатыми» городскими интеллигентами произвела на Цзян Цин глубокое впечатление. Вскоре она провела исследование социального смысла этого явления в пространной статье, опубликованной в Циндао.
Упоминание об этой статье, написанной в 1931 году, напомнило Цзян Цин об одном не столь давнем происшествии. Во время культурной революции «клика Линь Бяо» (до осени 1971 года Линь Бяо прославляли как основного политического помощника Цзян Цин) поручила двум группам отыскать материалы, которые можно было бы использовать против неё (в борьбе за власть). Одна, ранее известная как «группа 16 мая»[31], собрала всякого рода неприятные для неё сведения о её прошлом. Эта группа потребовала от Чжоу Эньлая, чтобы он лично разыскал статьи, написанные Цзян Цин за много лет до этого, в том числе в период, когда она была членом Драматического общества побережья в Циндао в начале 30‑х годов Чжоу уступил настояниям, но его поиски ни к чему не привели. Помимо статьи, появившейся в Циндао, от их внимания ускользнула ещё одна статья, «Моё открытое письмо», появившаяся спустя несколько лет в шанхайской газете «Дагунбао». После краткой заминки в своём повествовании Цзян Цин внесла исправление в своё предыдущее замечание: Чжоу всё-таки удалось напасть на её статью для женского журнала. Так давно написав её, Цзян Цин почти забыла о ней. Те, кто допрашивал Цзян Цин, обвинили её в том, что она написала статью просто ради денег. Она поставила их в тупик тем, что согласилась с ними! Перебиваясь с хлеба на воду, она написала ту статью только ради денег.
Ⅲ
В республиканскую эпоху для бедного студента не было необычным посещать занятия в университете в качестве вольнослушателя, выполняя ту же работу, что и официально зачисленный студент, но без права на диплом. В этом качестве Цзян Цин познакомилась с известными профессорами не только Циндаоского университета, но впоследствии также Пекинского и Шанхайского университетов. Как вольнослушательница Циндаоского университета, она впервые получила представление о высокообразованных людях как личностях и как источниках новых идей. Хотя впоследствии она отвергла свободные научные исследования, в восприимчивом 17‑летнем возрасте ей доставляло радость свободное движение мысли в университетской среде.
Годами не возвращалась она мысленно к пережитому в Циндао, созналась Цзян Цин, и в восстановлении ею событий тех лет были пробелы. В силу разносторонности её работы в области драмы она проявляла страстный интерес к литературе, старой и современной, и пыталась писать (что было распространено среди образованной и идеалистически настроенной молодёжи её поколения). Первым своим преподавателем она назвала Вэнь Идо, который вёл курсы танской поэзии, романа и драмы, а также истории китайской литературы. Вторым был Ян Чжэньшэн, автор романа «Нефритовый господин» (1925) и в то время ректор Циндаоского университета. У него она постигала писательское дело и узнала его лучше Вэнь Идо. Она посещала также лекции Фан Линлу, писательницы, которая, насколько она припоминает, была тогда председателем Литературной ассоциации Чжэцзяна. Цзян Цин отметила, что Вэнь Идо, Ян Чжэньшэн и Фан Линлу учились в Соединённых Штатах и что ко времени Освобождения в 1949 году Ян и Фан были ещё живы.
Имена других её преподавателей теперь выпали из её памяти. Больше всего ей запомнились впечатления от собственных первых литературных проб. Она написала свой первый небольшой рассказ по курсу, который вёл Ян Чжэньшэнь. Тот восторженно отозвался о рассказе, заявив, что он очень напоминает произведения знаменитой писательницы Се Бинcинь. Большая поклонница Бинсинь (в основном известной именно под этим именем), Цзян Цин была потрясена таким сравнением. Дальше дело пошло не так хорошо. Хотя Ян счёл её рассказ лучшим в группе, у него нашлось одно критическое замечание. «Госпожа Ли,— сказал он,— ваш грабитель слишком благовоспитан. Проклиная кого-нибудь, он употребляет выражение: „Чтоб ты упал замертво“ (гайсы). Но это же изысканный язык, недостаточно грубый для грабителей». Униженная этой критикой, она больше не приходила на занятия к нему.
31
Хотя в нашем интервью Цзян Цин говорила без уважения о «группе 16 мая», она была одним из первых членов этой группы, созданной в мае 1966 года для дискредитации авторов «февральского плана», которых считали сторонниками Лю Шаоци, главного противника Мао Цзэдуна в культурной революции. Одной из первоначальных целой «группы 16 мая» было разгромить реакционные элементы в НОАК, возглавляемой Линь Бяо, тогдашним главным покровителем Цзян Цин. Но к лету покровительство Линя обернулось против него самого: Цзян Цин обвинила его в тайной организации нападок «ультралевых» на Чжоу Эньлая (которого Цзян Цин всегда считала своим сторонником), на неё самое и на других членов отождествлявшейся с Мао Группы по делам культурной революции. См. анализ Барри Бэртона, основанный на следующем опубликованном свидетельстве (из которого в общем не видно, что Линь Бяо был главным ультралевым заговорщиком):