Правда, важнее всего было психологическое воздействие жизни в разрозненных сообществах радикалов, стремившихся поддерживать связи с понёсшим тяжёлый урон городским крылом партии. Хрупкость связей между такими новичками, как Цзян Цин, и ускользающими и не всегда надёжными владыками коммунистического подполья в городах, которыми сурово правил гоминьдан, породила в ней и других коммунистах её поколения особый стойкий комплекс взаимоотношений и поведения. Они всегда были начеку, в напряжении, в ожидании какого-нибудь подвоха. У них вошли в привычку осторожность, подозрительность, склонность к увёрткам. Они были то зависимыми, то мятежными. Время от времени они совершали бьющие на эффект действия, чтобы привлечь к себе внимание и взбудоражить мир.
Ⅰ
Выжидающе глядя на меня, Цзян Цин задала напрашивающийся вопрос: «Хотите знать, как я вступила в партию?»
Рассказ о двух её годах в Циндао постепенно наводил слушателя на этот вопрос. Ответ на него раскрывал для всеобщего сведения дотоле скрытое событие её жизни. Она была ещё полустуденткой, ищущей свой путь актрисой и начинающей писательницей, когда вошла в контакт с членами партии благодаря постепенному расширению своего интеллектуального кругозора. Пока она изучала драму в Цзинани, она относилась к театру как к источнику дохода и способу овладения культурой, сказала Цзян Цин. Но попав в начале 1931 года в намного более современный портовый город Циндао, она, хоть и не сразу, избавилась от наивности, свойственной молодым (как она поняла это теперь), и стала уделять всё больше внимания анализу политических событий и налаживанию политических связей. Она совмещала учёбу с актёрской работой.
В те два года в Циндао она в основном придерживалась неистово националистических политических позиций. Ярче всего ей запомнились два события: Мукденский кризис 18 сентября 1931 года и японское нападение на Шанхай 28 января 1932 года. Когда вести об этих посягательствах на целостность Китая дошли до Циндао, она вместе с молодыми радикалами требовала, чтобы националистическое правительство проводило более твёрдую политику сопротивления Японии. Вскоре они пришли к мнению, что профессора, которых она почитала за их учёность и когда-то уважала как «реформистов», на деле склоняются к отказу от сопротивления. Более того, как она уже объясняла, они отнеслись враждебно к её желанию предать гласности мнение, что свою страну нужно защищать. В результате ряда инцидентов она поняла, что не может больше зависеть от них как наставников какого бы то ни было рода. Их политический консерватизм и видимое нежелание рисковать вынудили её быть независимой и искать более близкое по духу сообщество. Она нашла самое радикальное — компартию.
Цзян Цин усердно домогалась членства в этой партии. Завоевав доверие тех, кто был во внешних кругах партии, она со временем смогла работать в самой партии. В 1931 году она вступила в циндаоские отделения Лиги левых театральных деятелей и Лиги левых писателей, а в следующем году — в Антиимпериалистическую лигу. В какой-то степени все они были организациями коммунистического фронта, и о них она потом могла бы рассказать мне больше. Чтобы зарабатывать себе на жизнь, она служила регистратором в библиотеке Циндаоского университета. Эта лёгкая работа позволяла ей отдаваться «серьёзному чтению», пользуясь намного более богатым собранием книг, чем любое известное ей дотоле. На досуге она прочитала «первую марксистско-ленинскую работу» — «Государство и революция» Ленина,— которая пробудила в ней интерес и к другой социалистической классике, имевшейся в переводе на китайский язык.
Когда Цзян Цин описала свою работу, я сделала замечание об очевидном сходстве путей её и Мао, который 12 годами ранее провёл год на точно такой же скромной должности в библиотеке Пекинского университета. Оба воспользовались возможностью читать оказавшиеся в их велении книги и лучше всего запомнили своё первое приобщение к фундаментальным трудам Маркса и Ленина. Оба примерно через год вступили в КПК. «Меня нельзя сравнивать с Председателем,— категорически отрезала она.— Он проделал большую многостороннюю работу, а я выполняла лишь очень незначительную работу среди студентов, крестьян, рабочих и в армии во время Освободительной войны».
В Циндао сложилась «мрачная» политическая обстановка. Вследствие «предательской деятельности» некоторых (находившихся под контролем Коминтерна) членов партии местная партийная организация в начале 30‑х годов была частично распущена. Без постоянной подпольной организации привлечение новых членов как никогда отличалось произволом. Каждое заявление о приёме рассматривалось одним человеком, что давало большой простор капризам влиятельных лиц.