В довершение неприятностей ей внушали опасения взаимоотношения с компаньоном. Из их разговора он узнал, что в шанхайском порту её встретит, как она рассчитывает, ещё один её друг, бывший однокашник. Стоило ей высказать некоторую неуверенность по поводу этой договорённости, как он нагло предложил провести первую ночь в Шанхае вместе в гостинице. Оскорблённая его бесцеремонностью, она наотрез отказалась. Она поняла тогда, что он «плохой человек». Где-то в Шанхае есть пансион для женщин, убеждала она его. Она наймёт такси или рикшу и поедет прямо туда, если друг не встретит её. Он настаивал на своём и, изменив тактику, предложил найти для неё подходящий стол и ночлег, если она даст ему вперёд 15 юаней. Она отвергла и это. Когда они сошли на берег, она напряжённо искала глазами в толпе лицо своего друга и почувствовала такое облегчение, найдя его, что тут же бросилась к нему. Они побежали к его машине и уехали так быстро (она покраснела при воспоминании об этом), что она забыла багаж на пристани.
Вечером по прибытии в Шанхай она случайно встретила ещё одного друга — члена какого-то драматического общества, связанного с русскими. (Здесь она прервала свой рассказ, чтобы напомнить, что Советский Союз незадолго до этого [12 декабря 1932 года] установил дипломатические отношения с нанкинским правительством.) Это драматическое общество работало тогда над «прогрессивным спектаклем» о сельском Китае. Он пригласил её перекусить с ним в «Искренней компании» — тогдашнем крупнейшем универсальном магазине Шанхая[36]. Когда они ели, тишину ресторана прорезал визгливый женский голос, донёсшийся с улицы. «Что это?» — в тревоге спросила она. «Да проститутка пристаёт к клиенту»,— был его ответ. Так она впервые вкусила пресловутой уличной жизни Шанхая. (Она смеялась, вспоминая об этом.)
Разговору в тот вечер предстояло оказать глубокое влияние на её четыре последующих года в Шанхае, задумчиво продолжала она. Тогда она впервые узнала о недавно возникшем Обществе весенней и осенней драмы, уже ставшем большой силой в левом театральном движении[37]. Во главе его стоял драматург Тянь Хань, одновременно возглавлявший Лигу левых театральных деятелей. Вероятно, он не знал о том, что она вступила в ниндаоское отделение лиги в 1931 году, году её основания, заметила Цзян Цин в нашей беседе. В те дни Тянь Хань ещё не был «перебежчиком», сказала она, косвенно напоминая о кампании клеветы против него, начавшейся под её эгидой во время культурной революции. И все жё, решила она, если бы она смогла встретиться с ним и завоевать его доверие, то он, имея многосторонние культурные и общественные связи с компартией (он вступил в неё к 1931 году)[38], наладил бы её контакты со штаб-квартирой шанхайской партийной организации, тем самым дав ей возможность сохранить непрерывность членства в партии.
Раз она уже была членом партии, почему оказалось так трудно наладить связи в Шанхае? — спросила я.
Она объяснила, что из-за линии Ван Мина организационная структура партии в Шанхае всё больше разрушалась и к середине 30‑х годов распалась почти полностью. Вследствие этого открытые прямые связи членов местных организаций в других городах были невозможны. «Нам посчастливилось уцелеть, как обломкам кораблекрушения»,— сказала Цзян Цин, имея в виду кочующих членов партии вроде неё. Оставить Циндао, сказала она, значило отказаться от драгоценного свидетельства своей партийности, ибо в городе Шанхае утверждения о предыдущем членстве в партии не имели смысла — надо было заводить новые личные связи с членами шанхайской организации. Она была уверена, что Тянь Хань как глава Лиги левых театральных деятелей сумеет помочь ей. В те дни он был неуловим, и она начала искать его, не имея ни малейшего представления о том, где он живёт. Нельзя было забывать также, что при белом терроре поиски подобного видного и имевшего широкие связи левого деятеля были сопряжены с риском для жизни.
37
Весной 1933 года, когда Цзян Цин прибыла в Шанхай, в репертуар Общества весенней и осенней драмы входили некоторые иностранные пьесы в переводе и отечественные драмы на тему национального сопротивления. Среди иностранных пьес была пьеса Элтона Синклера «Человек со второго этажа». Было также поставлено несколько пьес Тянь Ханя, написанных в период его поворота влево после Мукденского инцидента 18 сентября 1931 года, и среди них «Сестра и волнующий колокол» См.:
38