Далее с очевидным обожанием и почтением Цзян Цин сказала, что Тао был человеком обширных познаний и философского склада ума: это качество, уже как бы заложенное в значении его имени, подтвердилось тем, как он изменил его. При рождении ему дали имя Чжисин (буквально «знание — действие») — намёк на формулу неоконфуцианского философа Ван Янмина (1472—1529) «чжи син хэ и» («знание и действие едины»), провозглашавшую интуитивизм. Имя, данное Тао, означало: «Только когда познаешь — можешь действовать». Но в зрелые годы он переставил иероглифы в обратном порядке — Синчжи (буквально «действие — знание»), тем самым изменив смысл на противоположный: «Только когда станешь действовать — можешь узнать»[40].
Вдохновлённый демократической просветительской философией Джона Дьюи, который выступал в Китае с лекциями в эпоху 4 мая, Тао Синчжи продолжил свою учебу в Америке, что сделало его «либерально мыслящим». По возвращении в Китай он стал решительным сторонником такой формы народного просвещения, когда учащийся не платит за обучение, жилье и питание; это было одно из проявлений движения за массовое просвещение, начатое его коллегой Джеймсом Янем. Когда Цзян Цин познакомилась с Тао, он был директор Юйцай, бесплатной начальной школы в Чунцине, имевшей отличную репутацию. Несколькими годами ранее (в 1927 году) имя Тао приобрело известность в связи с тем, что он учредил неподалеку от Нанкина Сяочжуанское экспериментальное деревенское педагогическое училище. Это училище, по словам Цзян Цин, «специализировалось на свободной мысли», что означало приемлемость любой политики; такого принципа ГМД боялся и считал его предосудительным. Начиная с 1927 года, когда ГМД обрёл диктаторскую власть, многих студентов этого училища, в том числе нескольких членов компартии и Союза молодёжи, арестовали за публичные высказывания демократических и анархистских убеждений. В конце концов в 1930 году правительство вообще закрыло училище и арестовало его учащихся и преподавателей. Такое устранение нетрадиционного учебного заведения стало сенсацией для журналистов на обоих концах политического спектра. Молодого радикала Цзян Цин глубоко тронули их рассказы о смелых юношах, которые пели «Интернационал» прямо перед своими тюремщиками и не позволили им запугать себя.
Поскольку Тянь Хань нёс ответственность за назначение её в Шанхайскую труппу, труда и учёбы, он считал, что может позволить себе контролировать все аспекты её жизни. Поэтому он поручил своему младшему брату Тянь Хуну (Бандиту) сопровождать её на занятия и докладывать обо всём, что она делала. Это было невыносимо. К тому же Тянь Хун вмешивался в её работу и проявлял признаки влюблённости, что ей было неприятно. В конце концов она отправила Тянь Ханю письмо, в котором подробно описала, как невыносим стал его младший брат, и попросила подыскать ему другую работу.
В те дни младший брат и все другие близкие Тянь Ханя называли его Лао Да — буквально Старшой, или в более свободном переводе Номер первый, потому что он был первым сыном в семье Тянь. Но это прозвище подходило ему и потому, что оно было (не столь уж исключительно, как она утверждала) из арго бандитов и хулиганов. (Она сказала это с явным удовольствием и со злобой по отношению к человеку, которому отомстила в последующие годы.) Как она узнала язык бандитов? В результате политической работы с людьми из низших общественных слоёв, которые «обогатили» её лексикон выражениями «дна» общества. Но по-настоящему она познакомилась с бандитским жаргоном в начале 50‑х годов, работая инкогнито в сельских районах. Там она нахваталась всякого рода словечек, употребляемых подонками, в том числе узнала клички девяти главарей шайки хулиганов. Верховодил ими тот, кого называли Старшой.
Несмотря на её донесение Старшому (Тянь Ханю) о Бандите (Тянь Хуне), привязанность к ней последнего не поколебалась. Немного времени понадобилось ей и для того, чтобы понять, что его назойливость была также актом политического вмешательства под конечным контролем Тянь Ханя, приёмы которого отличались коварством. Поначалу она сама разыскивала Тянь Ханя, чтобы войти в связь с местной партийной организацией в Шанхае, теперь происходило обратное. Тянь Хань применял хитрую тактику, чтобы помешать ей войти в связь с другими членами партии, которые в будущем, возможно, могли бы защитить её от репрессалий правительства. Не имея этих крайне важных связей, но уже известная в некоторых кругах как человек, участвующий в операциях левых, она находилась в опасном положении, предоставленная «плыть по воле волн». Факты были неумолимы: она барахталась, лишённая защитной среды подпольной коммунистической организации, и это стало известно. Кое-кто из тех, кого она некогда считала друзьями, теперь отказывался пускать её на порог, понимая, что человек в её положении обречён на арест, а в этом случае пострадают и они сами.
40
Это философское различие делали Джон Дьюи в своем экспериментализме, который Тао Синчжи изучал, неоконфуцианские философы династии Мин, идеи которых живы в умах наших современников, и коммунисты, акцентирующие претворение идеологии в жизнь действием.