Вскоре после освобождения из тюрьмы, примерно в новый, 1935‑й год (по лунному календарю), Цзян Цин возобновила актёрскую работу. Она впервые стала пользоваться настоящим успехом, сказала она. Некоторые левые группы начали присылать по каналам подполья посланцев для установления контактов с нею. Хотя она не была тогда в Шанхае полноправным членом партии (не имела партийного билета), то, что левые лиги искали её, ясно показывало, что они признают её личностью с «революционным характером». Они узнали её, подчеркнула она так настойчиво, словно кто-то доказывал обратное. Теперь они соперничали друге другом в стремлении завоевать её талант на свою сторону. Должно быть, они понимали, что, какими бы безобидными ни казались на первый взгляд пьесы, фильмы и другое, где она была занята, они были по своей сути революционными.
В первые месяцы 1935 года она всё ещё страдала от последствий своего долгого пребывания в тюрьме, где нехватка еды и медицинской помощи физически ослабила её. Во время заключения у неё прекратились и не возобновлялись менструации, днем её знобило и лихорадило. Эти медицинские данные были сообщены шанхайской партийной организации, и та предложила послать её в курортную зону в провинции Чжэцзян, чтобы она подлечилась в более мягком климате. Она отказалась, потому что больше всего хотела вновь включиться в культурную жизнь Шанхая. И всё же понадобилось ещё несколько месяцев, прежде чем она смогла нормально работать.
В новогодние праздники Театральная ассоциация, которой тогда руководил Тянь Хань, предоставила ей бесплатный билет на постановку его пьесы «Песня возвращения к весне»; этим они поздравили её с выходом из тюрьмы. Она рада была пойти, но не имела ничего тёплого, чтобы надеть на себя: вся её зимняя одежда исчезла, пока она находилась в тюрьме. Почти всё время она мёрзла, сказала она, и объясняла это, помимо плохой одежды, физической слабостью. Она разрешила этот вопрос, взяв на время пальто у подруги, и направилась в Золотой городской театр. Там она выбрала дорогое место на балконе, откуда могла хорошо видеть весь ход спектакля.
Через несколько дней, во время новогодних празднеств, она пошла посмотреть ещё одну пьесу. Её рассказ об этом не имел никакого отношения к пьесе — она хотела показать, что некоторые крупные коммунистические руководители совсем не знали того, что она тоже коммунистка. Сидя в ожидании, пока поднимется занавес, она рассеянно рассматривала окружающих. Вдруг её взор привлекла знакомая фигура — женщина в удивительном наряде (красивые туфли, чёрная меховая шуба, лорнет), известная тогда под именем Циншу[57],— жена одного «видного лица». Как говорили, она только что вернулась из Советской зоны близ озера Хунху. Она явно не заметила, что Цзян Цин была в тот вечер в театре. Через несколько месяцев она узнала, что Цзян Цин — член Лиги левых театральных деятелей, но по-прежнему не знала, что она ещё и коммунистка (осознавшая себя таковой и впервые официально оформившая своё членство в Циндао).
Позднее той же весной Цзян Цин вернулась поездом в Пекин и несколько недель находилась в трудном положении, без защиты партийных организаций. Она возобновила посещения в качестве вольнослушательницы лекций Ли Да в Пекинском университете и проводила долгие часы за чтением в Пекинской городской библиотеке. В тот период она узнала, что Тянь Хань и некоторые другие известные левые в феврале были арестованы (предположительно, за коммунистическую деятельность)[58]. Она вспоминала, как боялась, что их арест будет иметь неблагоприятные последствия для её собственной политической карьеры: ведь они задавали тон в организации, которая поддерживала её,— в Лиге левых театральных деятелей.
В то время националистическое правительство было настолько антикоммунистическим, что опасно было даже смотреть советские фильмы (при воспоминании об этом Цзян Цин рассмеялась: неужели такое могло быть?). Однажды, когда она отправилась посмотреть в Пекине советский фильм, ей пришлось сразу же после окончания сеанса выскользнуть через запасной выход, чтобы не подвергнуться проверке правительственными полицейскими, что расположились у главного входа. Выйдя на улицу, она случайно встретила преследовавшего её год тому назад Тянь Хуна (Бандита), младшего брата Тянь Ханя. Она предусмотрительно рассказала партийной организации Лиги деятелей просвещения о том, что видела его (и других).
57
Возможно, примерно так звучало настоящее имя этой женщины. Цзян Цин могла иметь в виду Мэн Циншу, жену Чэнь Шаоюя (он же Ван Мин). Поскольку он стал со временем политическим врагом Цзян Цин, она, быть может, не хотела называть его жену прямо по имени.