Выбрать главу

1935 год был поворотным для Китая и остального мира. Угрозу Гитлера и Муссолини нельзя было больше игнорировать. А в Восточной Азии агрессивные японские милитаристы планировали вторжение в Китай со своей базы в Маньчжурии. Коммунистический мир, центром которого была тогда Москва, ответил на это созывом Ⅶ конгресса Коминтерна. Приказ Москвы Китаю был прост: отбросить в сторону все политические разногласия, чтобы противостоять международной фашистской волне. Но исполнить этот приказ было невообразимо трудно. Китай страдал как от глубокого и длительного застоя, так и от гражданской войны, порождённой происками милитаристов и конфликтами между гоминьданом и коммунистами. Москва обращалась к товарищам в городах, где националистический и революционный подъём был наиболее заметен. А где-то на заднем плане Мао Цзэдун и Красная армия совершали свой Великий поход из Жуйцзина на юго-востоке в Яньань на северо-западе. Кто представлял себе тогда, что их эксперимент с крестьянской революцией окажется, несмотря на пренебрежение Москвы, самым успешным в мировой истории?

Воспоминания Цзян Цин о 1935 годе оставались воспоминаниями о революционной обстановке в городе. Политический климат первой половины годя она описала как состояние «неравновесия». Директивы из Москвы о политическом курсе вызвали организационные изменения, расшатавшие дисциплину в рядах самозваных левых. Когда Цзян Цин вернулась в Шанхай в 1935 году, Лига левых театральных деятелей продолжала существовать, но её состав за прошедшие четыре года значительно изменился. В конце июля новые руководители лиги наметили собрание на 1 августа. Цзян Цин присутствовала на нём. На открытом заседании руководители представили «Манифест 1 августа», составленный в Москве Ван Мином (занятым тогда на Ⅶ конгрессе Коминтерна). Манифест призывал упразднить Революционную лигу, а вместо неё создать ассоциацию национального спасения, объединяющую разные слои. Главной задачей общества было призвать все союзы и партии отложить в сторону сектантские цели и сделать «национальное спасение» общей задачей мировой борьбы против фашизма[62].

Этот манифест явился не только поворотным пунктом для китайского коммунизма, но и вызвал глубокий раскол в литературном мире. Провозглашение политики единого фронта означало, что возможность контроля шанхайской парторганизации за подчинёнными организациями ещё уменьшится. Что касается Цзян Цин, то из-за действий Чжан Гэна, продиктованных местью, она опять оказалась отрезанной от партийной организации, хотя ей и удавалось поддерживать связи с другими левыми группами. Среди них были Киноассоциация национального спасения (в которой она играла заметную роль, сказала Цзян Цин), Женская ассоциация национального спасения[63] и Лига друзей Советского Союза. Это были всего лишь некоторые из многих новых ассоциаций, призванных воплотить в жизнь идею единого фронта прежде враждовавших партий, лиг и других политических групп. Но их названия были обманчивы, предупредила Цзян Цин. Руководители большинства из них, по названию левых, были «предателями, ренегатами или спецагентами» (преувеличение, конечно, но до какой степени — определить трудно). Она знала некоторых членов Революционной лиги (предположительно, прокоммунистической), бывших на деле антикоммунистами. Впрочем, вскоре Лига левых театральных деятелей на основании составленного в Москве «Манифеста 1 августа» распустила Революционную лигу.

Хотя Ассоциация различных слоёв за национальное спасение была создана в августе 1935 года, её фактическое становление проходило медленно; организация её, по воспоминаниям Цзян Цин, ещё не закончилась к моменту, когда она спустя два года уехала из Шанхая в Яньань. Фактически левые лиги кое-как существовали года два, хотя руководители их становились всё более консервативными, тогда как в члены продолжала идти революционная молодёжь вроде неё самой.

Как «подлинно» революционная молодёжь могла доказать свои заслуги? Одним из доказательств, объяснила Цзян Цин, было утверждение о прежнем членстве в партии, но в «белых районах» доказательство достоверности такого утверждения осложнялось из-за трудности сохранения прежнего членства в партии (пример тому — её собственное дело) и ложных утверждений некоторых о своём членстве в партии. В то время приходилось предполагать, что утверждение человека о принадлежности к партии могло быть и ложным (в Яньани ставилась под сомнение её принадлежность к партии). И действительно, многие из левых организаций начала и середины 30‑х годов, хваставшиеся своей принадлежностью к партии, на деле в партию не входили. И всё же какая-то часть подлинно левой молодёжи была связана с номинально левыми организациями. Судить о революционности человека всегда следовало с крайней осмотрительностью, предупредила Цзян Цин. Например, партийный теоретик Ай Сыци был действительно хорошим товарищем, хотя кое-кто думал о нём иначе. Хорошим товарищем был и Линь Цилу, которого подвергали ложной критике. Её однокашник по партийной школе в Яньани, Линь впоследствии работал в Синьцзяне, где был «замучен» в одно время с Мао Цзэминем, самым младшим братом Председателя.

вернуться

62

Непосредственным объектом был японский империализм и фашизм. Сун Цинлин, вдова Сунь Ятсена, объяснила, что ассоциации национального спасения — народное воплощение политики единого фронта в Шанхае — не были ни прокоммунистическими, ни антиправительственными. Они пытались взывать ко всему народу независимо от политических убеждений и партийной принадлежности. Их первостепенной задачей было ведение войны за национальное освобождение («Statement Issued upon the Arrest of the „Seven Gentlemen“». — «The Struggle for New China». Peking. 1952. p. 85—86).

В докладе Мао Цзэдуна 1 августа 1935 года отразилась готовность КПК создать правительство национальной обороны вместе со всеми политическими партиями и другими организациями и отдельными лицами, желающими присоединиться к делу борьбы против Японии и за спасение страны («Tasks of the Chinese Communist Party».— СУ, т. 1, с. 276).

вернуться

63

Женская ассоциация национального спасения была учреждена в Шанхае 22 декабря 1935 года, спустя всего две недели после демонстрации 9 декабря в Пекине. По словам Сун Цинлин, в день её основания тысячи женщин прошли по Шанхаю, скандируя лозунги, выражавшие общий демократический подъём: «Прекратить гражданскую войну!», «Китайцы не должны воевать против китайцев!», «Создать единый фронт для спасения страны!», «Женщины могут освободить себя только участием в сопротивлении!» Членами ассоциации были преподавательницы работницы, студентки и домохозяйки. С самого начала ассоциацию поддерживала ХАМЖ. В число её изданий входили ежемесячник «Жизнь женщин», журнал «Женские массы», издававшийся каждые десять дней и двухнедельный журнал «Маленькие сёстры» («The Struggle for New China», p. 155).

При мне Цзян Цин никогда не упоминала имени вдовы Сунь Ятсена, Сун Цинлин, одного из основных руководителей демократического движения против репрессий гоминьдана. Хотя Сун Цинлин не состояла в компартии, она благодаря своему необычайному уму и смелости, а также благодаря роли её мужа в истории была, вероятно, среди левых самой известной в Шанхае 30‑х годов женщиной-политиком.