Знал ли о ней Лу Синь, спросила я её. Когда она жила в Шанхае, кто-то сказал ей однажды, что Лу Синь видел её выступление на сцене, ответила она, слегка покраснев. Ей так говорили, подчеркнула она, точно она не знает.
В середине 30‑х годов она была лишь незначительным человеком и ещё не оценила Лу Синя во всей полноте. Но позже она узнала, что Председатель Мао давно знает Лу Синя как блестящего знатока общества и писателя. Находясь на Северо-Западе, Председатель жадно читал все статьи Лу Синя, какие только мог достать. Где бы он ни оказывался, он всегда искал новые произведения Лу Синя. Прочитав очерк Лу Синя «Моё открытое письмо», Председатель обсудил его с Чжоу Эньлаем и заявил: «Этот человек действительно честен!»
Став женой Председателя (так Цзян Цин обычно выражала резкий скачок в своём положении), она к своему удивлению, узнала, что у участников Великого похода было с собой совсем мало книг, в том числе работ Маркса и Ленина. В последующие годы многие из этих книг похитили те, кто понял их уникальную историческую ценность. Ей удалось получить обратно несколько томов с собственноручными пометками Председателя. Она подчеркнула, насколько ценными стали эти книги.
После того как в 1935 году Красная армия дошла до севера Шэньси, партия послала кого-то установить контакт с Лу Синем, чтобы защитить его и привлечь к своему делу. Сначала этот человек искал Лу Синя в Шанхае, где, как знала партия, его жизнь была в опасности, но не смог его найти. Поиски начались по всей стране, но безрезультатно. Если бы Председателю удалось вызволить Лу Синя из Шанхая и переправить в районы расположения коммунистов, доверительно предположила Цзян Цин, тот не поддался бы так легко болезни (Лу Синь умер в октябре 1936 года); при поддержке партии он прожил бы дольше.
Партия начала поиски Лу Синя, когда вспыхнула «борьба между лозунгами», сказала она, имея в виду известный спор, вызванный директивой Ван Мина из Москвы. К тому времени ЦК КПК поддержал линию Председателя Мао в искусстве, которая кратко выражалась лозунгом «Народная литература для национальной революционной войны»[69]. Этот лозунг, указала она, был проникнут пролетарским классовым характером, а также духом сопротивления Японии. Противостоящим лозунгом Ван Мина была всего лишь «литератора национальной обороны». Но поскольку можно было сказать, что каждый класс стоял за национальную оборону, лозунг Ван Мина не имел, утверждала Цзян Цин, никакого особого классового характера, присущего марксистскому анализу. Лу Синь принял лозунг Председателя Мао и упорно отстаивал его. Мнимые «левые» (левые по названию, правые по существу) совместно выступили против Лу Синя в этом вопросе. Их возглавляли Чжоу Ян, Тянь Хань, Ян Ханьшэн и Ся Янь («четыре злодея»)[70]. Защита ими лозунга Ван Мина была «настоящей политической проституцией в духе Сай Цзиньхуа» — любовницы немца — или Ши Дакая — крупного помещика, пробравшегося в ряды участников Тайпинского восстания (1850—1864). Как Сай, так и Ши были «стопроцентными предателями-антикоммунистами», в негодовании заявила Цзян Цин, не смущаясь тем фактом, что их деятельность к основание Коммунистической партии Китая разделяли соответственно 20 и 70 лет.
Лу Синь был человеком твёрдых принципов, продолжала Цзян Цин. Например, он никогда не дарил подарков. Где-то он написал, что, если будешь угощать гостей самым лучшим, они будут ругать тебя. Несмотря на это, когда он узнал, что Мао Цзэдун ведёт красные вооружённые силы на Северо-Запад, он послал ветчины и другой еды, чтобы облегчить их путь. Но, должно быть, его подарки были утеряны или украдены, потому что их так и не получили.
При всей его необычности, о Лу Сине следует судить с точки зрения исторического материализма. В этом смысле он был «радикальным буржуазным демократом». Три или четыре года он наблюдал за своим политическим окружением. Затем, убедившись в знании обстановки в стране, он боролся до дня своей смерти. Председатель, пристально следивший за делом жизни Лу Синя, с уважением называл его «бесстрашнейшим знаменосцем»[71].
Несколько лет назад были найдены некоторые доселе неизвестные рукописи Лу Синя, сказала Цзян Цин, показывая мне фотокопию его письма, только что доставленную самолётом из Пекина в Кантон для подтверждения её слов. Вот тут у Лу Синя сказано, что он уже несколько месяцев изучает реакционные афиши гоминьдана; они поносят всех, кроме «четырёх злодеев»[72]. Это и другие места доказывают, что Лу Синь был острым наблюдателем: она и другие, подобные ей, в те дни лишь чувствовали, что «четыре злодея» и их сторонники — плохие люди. Хотя ей приходилось иметь дело с такими людьми, она ещё не видела всей глубины их зла. Почему? Потому что не имела лусиневской остроты наблюдения, его внимания к деталям. Тогда она была очень молода, но интуитивно чувствовала, как дурны эти люди — те самые, что препятствовали её контактам с партийным центром.
69
Мао присвоил себе лозунг Лу Синя «Народная литература для национальной революционной войны», в действительности сформулированный писателем Ху Фэном в статье «Чего требует народ от литературы?», перепечатанной в «Чжунго сяньдай вэньсюэ ши цанькао цзыляо» («Справочные материалы по истории современной китайской литературы»).— Пекин, 1960, с. 565—566.
70
Лу Синь спорил с Чжоу Яном и Тянь Ханем по ряду вопросов, в том числе из-за того, что они чернили его литературного протеже Xу Фэна как гоминьдановского шпиона.— «Лу Сюнь сюньцзи» («Избранные произведения Лу Синя»), в 20‑ти томах. Пекин, 1938, т. 6. С. 540—542.
72
Соответствующая часть письма переводится так: «…На третьей странице „Шэхуэй жибао“ („Ежедневный вестник общества“) помещены очерки, написанные людьми вроде бы неортодоксальных, смешанных взглядов. Казалось бы, в этих очерках нет единой линии в похвале или критике какой-то отдельной личности. И всё-таки на деле прослеживается определённая линия. Постоянно читая их в течение двух месяцев, я не нашёл ни слова против Чжоу Яна и его группы и предположил, что тут какая-то [особая] „общественная связь“. Что же касается нападок на (Вэнь Ицзу?) и его попутчиков, то тут политика [газеты] последовательна, и временное исключение Вэня даже имеет целью возбудить ложное чувство. И всё же наш г‑н Фу Дунхуа по-настоящему старается [драться за нас]».