«Наблюдения» Лу Синя не были пассивными: он не держал своих взглядов при себе. Он критиковал других искренне и воздавал по принципу «зуб за зуб», как она выразилась. Его острый язык и боевое перо нажили ему многочисленных врагов.
Через несколько лет после выхода замуж за Председателя Мао Цзян Цин подружилась с Сюй Гуанпин, вдовой Лу Синя. «Она говорила мне, что, когда они выходили вдвоём из дому, они не решались идти вместе по одной стороне улицы, а шли по противоположным сторонам. Поэтому, если бы гоминьдан взял одного из них, другой уцелел бы. Такую жизнь мы все вели в те дни. Всякого, кто высказывался за сопротивление Японии, могли арестовать».
Авторитет Лу Синя в Шанхае был высок не только среди художников и интеллигентов, которые знали его лучше всех, но и среди «широких масс рабочих и крестьян». Они чувствовали, что он знает об их бедственном положении и побуждает начинающих авторов писать в их защиту. Когда Лу Синь умер в октябре 1936 года, трудовой люд вышел на его похороны. Демонстрация получилась огромной и была проведена в духе политического неповиновения. «Я шла в первых рядах похоронной процессии,— в волнении припомнила Цзян Цин.— Мы пели все революционные песни тех дней, кроме „Интернационала“. Если бы мы запели его, нас бы наверняка арестовали. Мы шли по четыре в ряд, взявшись за руки».
Художники, писатели и интеллигенты, которые следовали за Лу Синем при его жизни, остались верны ему и после его смерти. Хотя он оказал «огромное влияние» на Дин Лин, Сяо Цюня, Ху Фэна и других, их значение непомерно раздуто в исторических источниках. Эти «хитрые личности надели маску левых, но в действительности были спецагентами враждебного гоминьдана», резко заявила она (что равносильно назвать Джона Стейнбека членом общества Джона Бэрча).
Что касается «четырёх злодеев», столь же резко продолжала она, то в середине 30‑х годов они утверждали, будто бы представляют организацию партии, хотя на деле лишь извращали её принципы. Эти псевдокоммунисты, равно как и представители гоминьдановского правительства, преследовали Лу Синя и неустанно боролись против него (преимущественно оружием литературы и журналистики) вплоть до дня его смерти. Жизненные силы Лу Синя были подорваны в обстановке преследований, которым подвергались в 30‑е годы все члены компартии и сочувствующие им. Она снова высказала предположение, что если бы Председатель (или даже она и Председатель) забрал его из Шанхая в коммунистические районы, то Лу Синь прожил бы дольше. Конечно, он никогда не был членом партии, но для людей вроде него членство в партии было необязательно. Она и Председатель считали его «беспартийным марксистом».
Она узнала, сказала Цзян Цин, сердито нахмурившись, что, когда я неделю назад была в Шанхае, меня не убедили в том, что в определённом смысле Лу Синя следует считать коммунистом. Повернувшись к Чжан Ин, она велела ей дать копию ответа Лу Синя одному троцкисту в 1936 году[73]. Чжан Ин немедленно представила фотокопию китайского оригинала. «Прочтите это,— сказала мне Цзян Цин.— Тогда вы поймёте, в каком смысле Лу Синь был хорошим коммунистом».
Под её испытующим взглядом я быстро пробежала глазами это письмо, а потом прочла его внимательно. В нём Лу Синь хвалит реалистический подход Мао Цзэдуна к революции в противоположность возвышенной теории троцкистов и критикует тех, кто «выступил бы против предложения Мао Цзэдуна и других объединиться против Японии». Во время культурной революции письмо использовалось в качестве учебного материала для партийных руководителей, а затем широко распространялось в начале пропагандистской кампании по превращению Лу Синя в центральную в идеологическом отношении фигуру в официальной коммунистической истории Шанхая 30‑х годов. Среди основных участников этой продолжающейся работы по пересмотру истории была Сюй Гуанпин, вдова Лу Синя, которая в 1967 году, в разгар культурной революции, когда уничтожали тех, кто три десятилетия назад был противником Лу Синя, писали: «При гоминьдановском белом терроре [Лу Синь] забывал о личной безопасности и открыто заявлял, что считает великой честью быть одним из товарищей Председателя Мао. Большие расстояния разделяли в то время Лу Синя и Председателя Мао, но сердце Лу Синя было с Председателем Мао, билось вместе с сердцем Председателя Мао. Для Лу Синя наш великий вождь Председатель Мао был самым красным солнцем в его сердце».
73
«Ответ на письмо троцкистов».—