Ⅳ
Цзян Цин пришла в кино в критический для современной культурной истории Китая момент. Левые киноработники, загнанные правительством в подполье, потянули за собой всех талантливых актёров, создавая новые имена и образы, соответствовавшие новым ролям. Так случилось и с Цзян Цин, подписавшейся под контрактом с «Юнайтед фотоплей фильм компани» псевдонимом, взятым ею для кино. До того она была известна в политическом подполье и на сцене под именем Ли Юньхэ или просто Юньхэ. Говоря об этом, она подчеркнула, что употребление псевдонима Ли сохраняло за ней её фамилию. Когда она собиралась подписать свой первый контракт, один из членов руководства Лиги левых театральных деятелей, человек, которым она восхищалась, но имени которого не назвала, убеждал её взять себе новое имя, чтобы отмежеваться от фамилии «Ли», снискавшей ей дурную славу в политических кругах (об этом моменте она не стала распространяться). Поэтому она выбрала себе для работы в кино имя Лань Пин. Сделала она это по причинам личного порядка. Иероглиф «лань», дословно означающий «синий», она предпочла потому, что любит носить вещи синего цвета любого оттенка — тёмного, светлого или синевато-серого. А поскольку она вскоре собиралась уехать из Шанхая в Бэйпин (буквально «северный мир», как тогда назывался Пекин), она остановилась на иероглифе «пин», означающем «мир», в качестве второй части своего имени. Итак, предпочтённый ею псевдоним Лань Пин означал «Синий мир».
Но после того как она подписала контракт с «Юнайтед фотоплей», тот же член руководства Лиги левых театральных деятелей решил заменить второй иероглиф в её имени «пин», означающий «мир», другим, более броским иероглифом того же примерно произношения, но имеющим другое начертание и означающим «яблоко». Он считал, что это имя будет более впечатляющим для кино. В результате она сохранила иероглиф «пин» в смысле «яблоко» и по фильмам её знали как Лань Пин — «Синее яблоко»[90]. Человек, которому она обязана своим новым именем, был впоследствии предан Тянь Ханем, добавила она резко.
В условиях белого террора актёрам постоянно угрожала перспектива, что их «сотрудничество» с различными группами, выступавшими против иностранных империалистов, спутают с тем, что другие могли бы расценивать как «коллаборационизм» с тайными или явными китайскими представителями чужеземных врагов. В противовес театру, где спектакль всегда находился под контролем самих исполнителей, фильм, снятый однажды, поступал на усмотрение редакторов и цензоров, которые могли делать с ним что угодно. Когда я попросила Цзян Цин привести несколько примеров, она осторожно ответила, что не подготовлена к этому, но всё же согласилась сказать несколько слов. Вот эта часть её рассказа:
«В начале 30‑х годов киностудии поддерживали сравнительно тесные контакты с нами, ибо, когда страна стоит перед угрозой порабощения, декадентские и непристойные фильмы не находят себе сбыта. Массы требовали демократии и хотели бороться против Японии. Тогда на экране преобладали американские фильмы, составлявшие 70 процентов всех демонстрировавшихся лент. Билеты стоили так дорого, что для трудящихся были недоступны. Но в Шанхае снималось несколько относительно демократических фильмов, в которых в большей или меньшей степени отражалась жизнь масс или антиимпериалистическая тема. Но говорить открыто режиссёры не осмеливались, зная, что их похитят, как однажды гоминьдановцы похитили меня и продержали несколько месяцев в заточении».
90
30‑е годы были эрой звучных псевдонимов. Например, крупнейшими кинозвёздами были Баттерфляй У и Лили Ли. По сравнению с ними псевдоним Лань Пин («Синее яблоко») был более строгим. Но в 20‑х годах, когда кинопромышленность только зарождалась, работа в кино считалась настолько унизительной с социальной точки зрения, что женщины маскировались под такими псевдонимами, как «Учёная дама ФФ» или «Учёная дама АА» (см.: «Гун Цзянун цзунъин хуэйи лу» («Киновоспоминания Гун Цзянуна»), в 3‑х томах. Тайбэй, 1967, т. 1, с. 137).