Поскольку виднейшие китайские современные писатели вслед за драматургами начали писать сценарии, которые обещали сделать кинофильмы самым популярным средством массовой информации, соответственно из театра в кино переманивались и новые талантливые актёры. В числе самых преуспевающих кинозвёзд, вышедших из театра, были Бай Ян и Чжао Дань, которых иногда называли китайскими Гарбо и Гейбл. Их имена — в те дни, безусловно, более блистательные, чем имя Цзян Цин,— она не упомянула ни разу. Но, сказала она о самой себе, и её привлекли к работе в кино из-за известности, завоёванной на сцене.
Карьеру Цзян Цин в кино следует рассматривать в свете политики единого фронта, проводившейся летом 1935 года. Согласно требованию о неучастии в политических партиях, выдвигавшемуся ассоциациями национального спасения, которые должны были заменить собой левые лиги, всем писателям и артистам надлежало отказываться от позиций, служивших делу той или иной партии в ущерб национальным интересам или открыто разоблачавших лицемерие гоминьдановского правительства и неэффективность его действий по освобождению страны от японской оккупации. Отныне критику в кино можно было выражать только окольным путём стилистических приёмов. В первом фильме с участием Цзян Цин, ленте «Кровь на Волчьей горе», таким окольным путем стала аллегория. Автором положенного в основу фильма рассказа «Холодная луна и дыхание волка» был Шэнь Фу, по происхождению рабочий, который пришёл в студию «Юнайтед фотоплей» в 1933 году, когда политически мыслящие писатели и кинодеятели чувствовали себя свободнее, чем после 1935 года. Этот фильм, сценарий которого был создан самим Шэнь Фу и известным сценаристом Фэй My, был поставлен Фэй My и знаменитым Чжоу Дамином, с которым Цзян Цин близко познакомилась.
На первый взгляд, «Кровь на Волчьей горе» — лишь леденящее душу повествование о волчьей стае, которая нападает на деревню, пожирает многих её обитателей, а остальных повергает в панику. Зрители, знакомые с эзоповским языком того десятилетия, несомненно, поняли, что волки символизируют собой японцев. Деревенские жители по-разному реагируют на действия агрессоров. Героиня, именуемая в фильме Маленькой Озорницей, и её отец полны решимости отомстить им. Чжао Эр, суеверный владелец чайной, верит, что волками правят горные духи и поэтому уничтожить их невозможно: единственный способ избавиться от них — это заколдовать их. Лао Чжан бесстрашен — он решается выйти на охоту на волков в одиночку. Лю Сань, как и его жена (которую играла Цзян Цин, она же Лань Пин), страшно боится волков (и в искусстве и в жизни).
Когда Маленькая Озорница, её отец и храбрый Лао Чжан идут охотиться на волков, к ним присоединяются собаколовы, которые несут мёртвого волка, чтобы отгонять злых духов. Отца — он безоружен — сразу же пожирает волк. В ту же ночь волчья стая снова нападает на деревню и убивает сына Лю Саня и жену сына. Их личная трагедия приводит к финальному столкновению. Когда волчья стая разбегается по улицам среди белого дня, Маленькая Озорница, Лао Чжан и Лю Сань мобилизуют всю деревню на защиту. Жена Лю Саня (Цзян Цин), которая раньше боялась волков, теперь смело вступает в ряды охотников на волков. Идя на бой, жители деревни, с высоко поднятыми факелами, поют «Песню об убийстве волков»:
Будем ли мы жить или умрём, мы идём, чтобы атаковать волков и защитить деревню. Кровь наших братьев разлилась, как океан, трупы наших сестёр лежат, как иней! Пусть волки обезумели от алчности, мы не отступим! Мы полны решимости уничтожить волков, ибо мы не можем остаться бездомными[93].
Фильм «Кровь на Волчьей горе», как и все фильмы, снятые в 30‑х годах при националистическом правительстве, должен был пройти через руки нескольких цензоров, прежде чем выйти на экран. Согласно постановлению гоминьдана, сначала постановочный сценарий, затем авторский сценарий и диалог, а потом уже и окончательный вариант должны были быть санкционированы Центральным управлением киноцензуры. Затем находившийся под иностранным господством Шанхайский муниципальный совет проверял, не содержится ли в данном фильме материалов, оскорбительных для японцев, чьи интересы он ограждал. И наконец, само японское консульство было вправе подвергнуть цензуре любой фильм, предположительно оскорбительный для империалистической прерогативы. Хотя цензоры из Шанхайского муниципального совета и предполагали, что волки в фильме «Кровь на Волчьей горе» символизируют собой японцев, японское консульство, не считая, вероятно, такую инсинуацию возможной, пропустило фильм[94].
93