Фильм, несмотря на свою явную мелодраматичность, имел у критики достаточный успех, чтобы обеспечить Лань Пин популярность как киноактрисе. В июне 1937 года, когда закончились его съёмки, печать уже старалась отмечать появления Лань Пин в обществе и отражать её мнения по различным вопросам в зрелищных разделах газет[99].
Такое принявшее помпезные формы потакание знаменитости не было связано с нараставшей трагедией в национальной жизни. Ещё до выхода фильма на экраны в декабре 1936 года Чан Кайши был захвачен в Сиани (северо-западная провинция Шэньси) и под угрозой смерти принуждён был согласиться проводить твёрдую политику национального сопротивления и единого фронта. Ожидалось, что в последующие месяцы территория, на контроль над которой он претендовал, последует этому курсу. Как и при любом китайском правительстве, древнем или современном, националистическом или коммунистическом, от культуры требовалось подчинение правительственной политике. В мире кино фильм «Ван Лаоу» стал трудным случаем. Поскольку фигурировавшего в нём предателя-десятника можно было рассматривать как символ националистического правительства, что разоблачало лицемерную политику последнего в вопросе сопротивления, фильм был конфискован и выпущен на экран только в апреле 1938 года. К этому времени вся политическая обстановка резко изменилась. Вторжение японцев в Шанхай стало реальной катастрофой, которая обрекла на изгнание сотни тысяч людей, в том числе и Цзян Цин.
Чтобы сделать фильм неоскорбительным для японцев, гоминьдановские цензоры вырезали из первоначально отснятого варианта те места, где Ван Лаоу отказывался сотрудничать с предателем-десятником, то есть сопротивлялся японцам. Это не только нарушило художественную целостность фильма, но и, что гораздо важнее, привело к подмене его основной идеи проповедью примиренчества с японским экспансионизмом[100]. В результате всего этого Лань Пин, революционерка Цзян Цин, появилась в фильме, основная идея которого после сделанных в нём купюр стала коллаборационистской.
По мнению Цзян Цин, высказанному ею тридцать с лишним лет спустя, стоявшей перед ней тогда проблемой было её бессилие: она ничего не могла предпринять, чтобы восстановить свою репутацию. Будучи бессильными, она и все подобные ей полностью зависели от непредсказуемых последствий резких политических перемен в верхах. Из этого горького опыта она извлекла один из важнейших уроков в своей жизни: единственный способ не стать жертвой преследований — это заполучить власть.
Ⅴ
Уязвимость для политической нестабильности военного времени была лишь одним из аспектов работы Цзян Цин в кино. Другим её аспектом была необходимость вращаться в мире кино. Чем ближе сталкиваешься со сложным клубком взаимоотношений писателей, художников, музыкантов и актёров, тем более запутанной представляется их жизнь. Точно так же, как в 30‑х годах национальные бедствия вытеснили из моды лозунг «искусство ради искусства», поддался политическим влияниям и принцип «фильм ради фильма». Это сознательное сужение разрыва между искусством и жизнью побудило некоторых писателей обращаться к общим социально-политическим проблемам через «зашифрованные кинофильмы». Цзян Цин в осторожных выражениях обратила моё внимание на один такой пример, косвенно проводя при этом параллель между своей жизнью и жизнью злополучной кинозвезды Юань Линъюй.
Помимо сценариста Ся Яня, о котором Цзян Цин неодобрительно упомянула вскользь[101], сценарии кинофильмов для студии «Юнайтед фотоплей», с которой у неё был заключен контракт, писали ещё два известных автора — Лу Синь и Тянь Хань. Лу Синь, по её мнению, не мог причинить никакого вреда, но иначе обстояло дело с Тянь Ханем. Поскольку её личная вражда к нему делала её мнение о его прошлом несколько предвзятым, о его недолгой, но эффективной деятельности в кино следует сказать дополнительно.
99
Так, в киноразделе «Цзефан жибао» (Шанхай) от 15 июня 1937 года с типичной непоследовательностью отмечается, что накануне вечером Лань Пин обедала с сыном разведённого незадолго до того актёра Чжан Мина. На вопрос, как она себя чувствует после окончания съёмок фильма «Ван Лаоу», завершившихся за два дня до того, она ответила: «Настроение у меня прекрасное!»
101
Она обвиняла его — главным образом по политическим соображениям — в том, что он удовлетворялся темой национальной обороны, не делая акцента на классовой борьбе, и проявлял независимость, будучи художником левого направления. Он остался в Шанхае после захвата города японцами и редактировал «Нэшнл салвейшн дейли» — газету, основанную выдающимся писателем Го Можо, чьё доброе имя пережило культурную революцию.