Она предпочитала неострые блюда, особенно кашицеобразную массу, подававшуюся в мисочках к концу обеда. Здесь были бульоны, в которых плавали экзотические продукты моря, и грибы, нарезанные в форме увядших цветов, рисовые отвары, поблёскивавшие кусочками мелко нарубленных креветок и зелени, пшённая каша, украшенная сверху бутонами жасмина, и подслащённое пюре из грецких орехов, которое Цзян Цин рекомендовала как особенно питательное блюдо. Все эти блюда были очень красивы на вид, хотя я по привычке предпочитала им жгучие и кислые блюда и макала каждый кусочек в уксус и в своеобразный джем из перца — густой соус из молотого горького перца в масле. После нашего первого совместного обеда на моём месте за столом всегда появлялись добавочные соуснички с уксусом и блюдечки с перцовым джемом. «Председатель всё ещё любит хунаньский горький перец?» — спросила я. (Хунань — провинция, где родился Мао; она славится этим перцем.) «Теперь, когда он стал старше, уже не так»,— ответила она безразлично.
Ⅰ
Цзян Цин прервала свой рассказ на том месте, когда она собиралась бежать из Шанхая в обстановке надвигавшейся угрозы нового вторжения японцев. Оставшись в напряжённом ожидании, я задавалась вопросом, что она назовёт своим местом назначения. Мне вспомнилось ложное сообщение из Гонконга о том, что она якобы поступила на работу в «Сентрал фильм компани», находившуюся в подчинении гоминьдановского министерства пропаганды, и ездила вместе с этой компанией в Чунцин и другие города Центральных районов Китая, снимаясь в пути в фильмах, посвящённых теме национальной обороны, а через год-два появилась в Яньани[111]. Более достоверным следует, видимо, считать сообщение историка китайского кино коммуниста Чжэн Цзихуа о том, что в 1938 году она работала в «Сентрал фильм компани» в Ухани, а в следующем году отправилась в Чунцин на съемки фильма «Юноши и девушки Китая», главные роли в котором играли она и актёр многогранного таланта красавец Чжао Дань[112].
Мои безмолвные размышления были прерваны её заявлением о том, что она уехала из Шанхая после инцидента на мосту Марко Поло [под Пекином] в июле 1937 года — национальной катастрофы, которая расколола единый фронт и положила начало новому циклу японо-китайской борьбы. Сразу же после описания своих трудностей в статье «Моё открытое письмо», опубликованной в одной из шанхайских газет, она в гневе и тревоге бежала из города. К моменту, когда она проехала 900 миль, отделявшие её от Сиани, в войне произошел перелом к худшему. 13 августа японцы бомбёжкой проложили себе путь в Шанхай и уничтожили поистине уникальный социальный и культурный феномен, который останется у всех в памяти как «Шанхай 30‑х годов».
Сиань в конце 30‑х годов был бедным, растянувшимся на большое расстояние ярмарочным городом в южной части Шэньси, реликтом прошлого тысячелетия, когда он был столицей 11 династий. Его население сократилось примерно до 50 тысяч человек; около 5 тысяч из них были агентами гоминьдана, который контролировал теперь город в основном через своё подполье. После сианьского инцидента в декабре 1936 года КПК создала там штаб 8‑й армии. В 1937—1946 годах это учреждение (восстановленное в 1970 году как храм в память подъёма коммунизма) служило для странствующих «левых» местом приобщения к тайнам партийной дисциплины до отправки на последний этап путешествия, за 300 миль на север по гористой местности в Яньань. Цзян Цин была одной из тысяч молодых беженцев, отправившихся в этот путь. Для большинства из них эта поездка стала важным поворотным пунктом в их жизни. Здесь Цзян Цин поведала:
«После [сианьского] инцидента 12 декабря 1936 года, когда Чжан Сюэлян арестовал Чан Кайши, положение несколько улучшилось. Но по отношению к нам [Красной армии] всё ещё действовали ограничения. Чан Кайши двинул войска численностью, как сообщали, 300 тысяч человек, чтобы окружить и атаковать район нашей базы. Мне стало известно, что наша армия прибыла в северный район Шэньси только после инцидента 12 декабря, и я просила разрешения отправиться туда. В Яньань я попала только летом [фактически в конце августа] 1937 года. К тому времени добраться туда было уже крайне трудно. Я отправилась на одном из наших армейских грузовиков, использовавшемся для доставки риса. Но затем ливень разрушил дорогу, и мне пришлось остановиться на полпути и долго ждать. В это время у меня уже вышли все деньги, и я совсем растерялась. Кто-то достал мне лошадь, но я понятия не имела о верховой езде. Я кое-как взобралась ей на спину. Лошадь спокойно продолжала жевать траву и не двигалась с места. Боясь признаться, что не умею ездить верхом, я слезла, отломила ветку ивы, снова села на лошадь и хлестнула её по крупу. Это привело её в ярость, и она бешено поскакала галопом. У меня было чувство, будто я разваливаюсь на куски и лошадь с минуты на минуту меня сбросит. Наконец она выдохлась и пошла шагом.
111
Хотя Цзян Цин не утверждала, что после 1937 года ездила в Центральные районы Китая с культурной миссией по поручению гоминьдана, многие из её шанхайских коллег по театру и кино примкнули к другим группам, которые ездили в Нанкин и Ухань, а некоторые даже и Чэнду и Чунцин — другие юго-западные города. На каждой остановке они демонстрировали фильмы на тему национальной обороны.
Согласно одному гонконгскому источнику, Цзян Цин приехала в Яньань зимой 1939 года (через два с лишним года после указанной ею самой даты её приезда) в обществе «мужа» Юй Цивэя (см. примечание 35). Там сообщается, что зимой 1939 года Юй и «мисс Ли» отправились в Яньань и вскоре после приезда развелись. «Мисс Ли» поступила в Академию имени Лу Синя, а Юй уехал из Яньани и стал сотрудничать с правительством Шэньганьнинского пограничного района. После капитуляции Японии и освобождения Чжанцзякоу (Калгана) он стал мэром этого города, а когда в Пекине пришло к власти коммунистическое правительство, он стал мэром Тяньцзиня («Биографический словарь Нового Китая», в 2‑х томах. Гонконг, 1950, т. 1, с. 246).
В коммунистическом движении Юй Цивэй был больше известен как Хуан Цзин. В 1956 году он был избран в ЦК, а полтора года спустя умер. Уже в 50‑х годах он женился на члене КПК Фань Цзинь — видной журналистке, заместителе мэра Пекина и главном редакторе «Бэйцзин жибао». В конце весны 1966 года её объявили врагом культурной революции и водили напоказ массам (
112