Во время сианьского инцидента — пресловутого ареста Чан Кайши, вынудившего его присоединиться к единому фронту против Японии,— ЦК оставался в Баоани. Затем ЦК перенёс стратегические операции в обнесённый массивными стенами Яньань. Теперь этот город сильно разрушен, но три тысячелетия он служил бастионом против вторжения варварских орд с севера и продолжал процветать вплоть до Мусульманского и Тайпинского восстаний в середине ⅩⅨ века. Beликий голод 1928—1933 годов на Северо-Западе был лишь последним эпизодом в истории стихийных бедствий в этом районе, унесших миллионы человеческих жизней. «Город» Яньань, полностью лишенный городских памятников, фактически представлял собой естественную цитадель, высекавшуюся веками в лёссовых[115] утёсах тысячами человеческих рук. Зданиями были пещеры, вырубленные в этой твёрдо утрамбованной почве, которая служила изоляцией, делавшей их исключительно тёплыми зимой, прохладными летом и непробиваемыми при бомбёжке. В этих пещерах, более усовершенствованных, чем хижины в индейских поселках, имелись сводчатые входы, деревянные решётчатые окна, обтянутые бумагой, и прямоугольные внутренние помещения. Лучшие пещеры были оборудованы прочными дверьми, покрытыми чёрным лаком, и в целом выглядели более культурно, чем большинство обычных китайских жилищ. Один ярус пещер с другим соединяли зигзагообразные тропинки, тянувшиеся вдоль утесов, возвышавшихся по обе стороны центральной части города. Когда Красная армия вступила в Яньань, население города составляло около трёх тысяч человек, а в последующие десять лет его численность достигала уже ста тысяч[116].
Военные, занимавшие господствующее положение в яньаньском революционном обществе, относились к новичкам, особенно к женщинам, скептически. Положение того или иного человека в партии обычно зависело от утвердившейся за ним репутации, от того, как ему удавалось изобразить своё политическое прошлое, и от доверия, которое он внушал партийному руководству. Вскоре после своего приезда Цзян Цин пошла к Ли Фучуню, заместителю заведующего орготделом ЦК КПК (и мужу видной руководительницы женского движения Цай Чан). Вспоминая своё политическое прошлое, она описала ему все несправедливости, которые ей пришлось терпеть от своих политических руководителей в Шанхае, рассказала, как годами боролась за то, чтобы установить контакт с шанхайской подпольной парторганизацией, и тем не менее не получила доступа в неё, несмотря на утверждения, что она впервые вступила в партию в Циндао. Причины, по которым её подвергали такой дискриминации, ей так никогда и не объяснили, сказала она. Эти признания и обвинения в присутствии Ли Фучуня страшно взволновали её, но он отнесся к ней сочувственно. Это не имеет значения, сказал он, утешая её, и добавил: «Теперь всё будет хорошо».
«Всё хорошо» выражало собой суждение о политическом статусе того или иного человека в зависимости от времени его прибытия [в Яньань]. Официальное установление связи с партией ещё до прибытия предопределяло очерёдность принятия в Партийную школу и в другие ведущие учебные центры, имевшиеся в распоряжении правительства Пограничного района. Поскольку в военное время имел место огромный приток в партию студентов и городской интеллигенции, приём в учебные заведения происходил в условиях сильнейшей конкуренции. Цзян Цин немедленно наметила себе целью поступить в самое высшее из них — в Партийную школу. Приём туда зависел от ЦК и был ограничен лицами, доказавшими свою политическую благонадёжность. Как ясно вспоминается ей мучительная тревога, которую она испытала, стоя перед видными руководителями партии, проверявшими её прошлое как актрисы и политического активиста! Они обсуждали каждую подробность независимо от того, имела ли она какое-либо прямое отношение к существующим политическим проблемам.
Одним из немногих современных лидеров, помнивших приём Цзян Цин яньаньским правительством, был Чжан Готао, давний противник Мао. В то время он был председателем правительства Пограничного района Северной Шэньси, единственного местного правительства, признававшегося внешним миром, как он утверждал. Его мемуары подтверждают дату её приезда ещё и другим моментом: в конце лета 1937 года приёмом в партию ведал отдел связи с населением.
Хотя номинально он подчинялся Секретариату правительства Пограничного района, фактически его работой руководил ЦК КПК, и он функционировал в качестве отделения его Бюро политической безопасности. Но по существу, как явствует из мемуаров Чжан Готао, работу отдела связи с населением определяла воля двух людей: Мао Цзэдуна и Чжан Вэньтяня. Хотя кое-кого из людей, принятых отделом связи с населением, подозревали как квазикоммунистов, их всё же считали друзьями, в том числе «демократическую персону» Лян Coyмина, «левого» милитариста Хэ Цзили и женщину, ставшую последней женой Мао Цзэдуна,— Цзян Цин, артистку, приезд которой не привлёк к себе особого внимания[117].
116
По словам моих яньаньских гидов, в начале 70‑х годов численность населения города сократилась приблизительно до 50 тысяч. Несмотря на равенство прав, провозглашённое после установления коммунистической власти, жители были всё ещё бедны, кожа у них походила на пергамент, а глаза постоянно щурились от палящего солнца и ветров.