Нехорошие подозрения о дьявольски искусном гипнотизёре, напополам с натуральным издевательством, снова зашевелились во мне и я рискнул настаивать на своём:
— Вы бы ещё… что-нибудь показали, а то мне кажется — всё, что я видел — лишь… гипноз какой-то и бракованные браслетики.
Бракованными я их не считал, но ситуация требовала… уверенных доказательств!
Ощущение, что ты не можешь дышать… на самом деле жутко. Не знаю, что ощущают те, кого вешают за шею на верёвке и, как мне кажется сейчас, там — похожее, но другое. А здесь же, в своём собственном кабинете, я просто не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, вырванный из своего сидения и приподнятый… неизвестно чем(!) над столом. Мою шею захватила невидимая удавка, ухудшавшая мою способность дышать!
Белов (мне удалось скосить глаза вниз, чтобы увидеть его), рука которого, похоже ранее в мгновение оказалась в воздетом состоянии (он с помощью какого-то действия, которое совершалось ей и подвесил меня?), рыкнул в мой адрес:
— Я нахожу… ваше отсутствие веры тревожным.
Неведомая сила, видимо как-то направляемая рукой Белова, мягко опустила меня обратно и я снова смог дышать, как положено.
— …Стоило мне свести вместе пальцы руки, и ваша трахея и шейные позвонки будут переломлены! Впрочем… на самом деле, если бы я пожелал, мне даже не понадобилось бы поднимать длань, чтобы вас убить… — его голос снова вернулся к более мягкому тону —… вроде бы мы начали доверять друг другу? Вы, без принуждения с моей стороны, вчера отпустили меня из вашего здания, даже доставили мне мой груз. Я не сбежал, и появился за ним. Вы живы. Осталось дождаться… страшного часа.
Может, он был и прав. Это было главным пока. Но я вновь добился демонстрации его возможностей. Способности убивать без огнестрельного и холодного оружия.
Впрочем, Белов не закончил:
— Товарищ Бельченко, оставьте пока попытки выяснить — кто я на самом деле, это пока не так важно. И что я могу… а могу я немало. Но мои… души благородные порывы… насчёт защиты от иноземных оккупантов, скажем так, нужно использовать более верно, чем посадив меня в окоп, откуда я задушу на расстоянии подбегающего с винтовкой наперевес немца. С ликвидацией вражеского пехотинца легко справится любой метко стреляющий солдат Красной Армии…
— Боец… — машинально поправил его я, отметив ещё один признак его плохой ориентировки в советских названиях. Всё таки… — сын эмигрантов?
— Как скажете… — отмахнулся Белов —…начнётся война, явлюсь сюда, к зданию. Большой начальник… как вы, может ведь решить вопрос с моей… идентичностью, да? У меня — никаких документов, сейчас начнётся война, везде шпиона видеть гарантированно будут. Мне что — каждого придушивать и сообщать — верьте мне, я не враг!? Вы вот — до сих пор не верите…
Я высказал ему ответный упрёк:
— Пока вы только говорите о том, что будете… сражаться за СССР.
— Логично. — согласился со мной Белов —…но ждать осталось не долго.
— В 8 утра будьте здесь. Я что-нибудь решу…
— Война начнётся раньше. В четыре или около того…
Я смерил его долгим взглядом.
— Откуда вы знаете такие подробности?
— Не имеет значения. Говорили уже… — снова упёрся он —…к восьми, так к восьми приду.
На этом мы и расстались.
Белов был прав насчёт времени, но до того ещё случились разные события, развеявшие все мои сомнения насчёт начала войны.
Здание облуправления нашего наркомата, ныне разделённого на два — НКГБ и НКВД, соседствовало со зданием штаба 10-й армии, с командармом которой Голубевым у меня была прямая связь. На мой вопрос, заданный ему в связи с тяжёлой обстановкой и докладами с границы — «Какие вы предпринимаете меры?» — он ответил, что командование округа получило его доклад, соединения армии приводятся в боевую готовность.
А уже 22-го, около двух часов после полуночи я получил сведения по линии особых отделов о том, что командующий 10-й армии получил по радио приказ о выведении войск на боевые рубежи.
Я немедленно отправился к соседнее здание лично. В кабинете Голубева увидел его в полевой форме, закрывающего сейф и сумкой на боку. Срывающимися от нервного напряжения тоном он сообщил, что похоже, начинается война, посоветовал привести наши силы и средства в боеготовое состояние, если мы ещё не получили соответствующих распоряжений по нашей линии и отправился на КП подчинённой ему армии…
А в третьем часу ночи перестала работать телефонная линия связи с Минском, как и с нашими соседями в Бресте и Вильнюсе. К счастью, связь по местным линиям с пограничными районными центрами нашей области — Ломжей, Августовым и другими.