"Так, стало быть, не только я, Шпаго, могу постоять за правду, но и это юное существо может постоять за нее и никого не побоится, если убеждено в правоте своей!" — подумал Шпаго и всю обратную дорогу в Новохоперск продолжал размышлять об этом.
"Да, всякие есть девушки, — заключил он, — но мир держится на таких. Какие это будут верные подруги и хорошие матери!"
…Мысли Шпаго незаметно перенесли его в солнечное, блистающее росой утро на Приморском бульваре в Севастополе. Ему было тогда двадцать пять лет. Он, командир взвода, свой первый отпуск проводил в Крыму. Это было своего рода маленькое путешествие из города, где он служил, в Крым и обратно. В Севастополе он остановился в гостинице и вышел на бульвар. Две девушки шли навстречу и, поравнявшись, прошли мимо. Шпаго был в кавалерийской форме.
"Мимо пройти и не взглянуть, хотя бы мельком!"
Он был обескуражен.
Одна из девушек, темноволосая смуглянка с родинкой на бйрхатистой щечке, ему приглянулась.
Он еще раз обошел бульвар, но девушек не было.
Он — спустился вниз, к морю, и оказался под живописной террасой. Вдруг что-то упало сверху. Он подбежал и поднял маленькую туфельку. Поднявшись наверх, он увидел обеих девушек, смущенно переглядывавшихся между собой.
— Не вы ли уронили? — обратился он к смуглянке, увидев ее в одной туфельке.
Девушка сконфуженно остановила на нем свои черные бархатистые глаза.
— Зачем вы подняли? Мы, прежде чем идти купаться, сбрасываем со скалы туфли, а потом уже бежим босиком… так легче спускаться…
— Так, значит, я вам помешал? — Извините! — оправдывался он. — Но если так случилось, разрешите с вами познакомиться. Лейтенант Шпаго! А как ваше имя?
— Меня зовут Ксения, — просто сказала девушка, — а мою подругу-Лида.
— Вы здешние или приезжие?
— Мы севастопольские! А скажите, какая на вас форма? Мы еще такой не видели…
— Форма самая обыкновенная, кавалерийская! — не без гордости сказал Шпаго. — Я в отпуску. Остановился в гостинице. С городом не знаком. Вот если бы вы мне посоветовали, что в нем посмотреть…
— Севастопольскую панораму видели?
— Нет.
— Ну вот. Все путешественники начинают знакомство с нашим городом с нее.
— А я начал с вас и, кажется, не сделал ошибки! — наивно признался лейтенант.
Так состоялось их знакомство.
Отец Ксении, портовый рабочий, умер, когда она была ребенком, мать воспитывала-дочь и старшего сына. Он теперь работал в типографии. Ксения, окончив бухгалтерские курсы, работала в горторге.
В семье полюбили молодого Командира. Когда Шпаго уезжал, его провожали как родного. Прибыв к месту службы, он написал Ксении пространное письмо. Он просил ее приехать к нему.'Ксения колебалась. Мать и брат сказали: "Леонид-честный и хороший человек. Он тебя не обманет. Ну, а если ошибешься в нем, вернешься домой!"
Она просила его подождать до следующего отпуска. Он отвечал, что ждать не в силах. Долго не было ответа, наконец прибыла телеграмма. Ксения сообщала, что приедет. Шпаго стал готовиться к встрече.
Он снял более удобную комнату и в день приезда сказал своему ездовому Васильчуку:
— Ну, Васильчук, поедем встречать невесту.
Васильчук разволновался:
— Товарищ командир взвода, да разве можно ее встречать на нашей тачанке? Сходите к командиру полка, он для такого дела даст свой выезд!
— Неудобно мне просить! — сказал Шпаго. — Поедем на тачанке…
Васильчук ушел. Шпаго был приятно поражен, когда в назначенный час возле его дома остановился выезд командира полка.
На козлах восседал Васильчук. Вид у него был торжественный.
— Сидайте, товарищ командир взвода! — важно проговорил он.
— А это что? — спросил Шпаго, показав на большой букет цветов, лежавший на подушках заднего сиденья.
— Как что? — удивился ездозой. — Та это ж так положено!
Экипаж лихо помчался к железнодорожному разъезду.
— Ну, я тут подожду, а вы идите встречать… Да не забудьте б/кет! продолжал распоряжаться Васильчук, все время находясь в каком-то торжественно-приподнятом настроении.
Шпаго замялся, чуастзуя кзкую-то неловкость от всего этого церемониала. Он боялся показаться смешным. Он колебался.
— Берите букет в левую руку, чтобы правая была свободная поздравствоваться. Да не мешкайте, а то поезд придет. Он здесь стоит две минуты. Вы опоздаете… — горячился ездовой.
Шпаго, неловко держа букет, направился к разъезду. Подошел поезд.
Шпаго растерялся, не видя Ксении в окнах пробегавших вагонов,
Но вот поезд остановился.
Она показалась в тамбуре, беспомощно оглядываясь, — видно, была удивлена, что это и есть то место, где ей надо сходить.
Шпаго, подбежав к вагону, взобрался в тамбур и, вручив Ксении цветы, схватил чемодан и узел с продуктами.
Она успела сойти, а он замешкался. Поезд тронулся. Он, сбросив чемодан, соскочил на ходу с узлом.
— Ну вот, — смущенно проговорил он, — вы и приехали!
Она в недоумении поглядела на него, точно спрашивала, что он теперь намерен с ней делать. У него перехватило дыхание оттого, что она так доверчиво относилась к нему.
Он подхватил чемодан и узел и не спеша направился по пыльной дороге к ракитам, под тенью которых дожидался Васильчук.
Ксения шла рядом. Когда они приблизились, Васильчук замер в напряженной позе.
Шпаго и Ксения уселись, ездовой отпустил вожжи, лошади понеслись вскачь.
— Нельзя ли потише? — робко спросила невеста.
— Потише! — крикнул Шпаго, но Васильчук, исполненный сознания, что он делает все как положено, не унимал лошадей.
Доставив молодых на квартиру, он так же деятельно, с сознанием важности своей миссии, принялся за приготовления к свадьбе.
— Товарищ командир взвода, вы уж предоставьте мне, я ж в этом деле специалист! — тоном, не допускавшим возражения, говорил он.
Свадьба была отпразднована, и жизнь Шпаго потекла по новому руслу.
Ксения оказалась на редкость умной, доброй и тактичной женой. Соседи ее полюбили. Она и сама была умелицей, а тут еще все стали проявлять к ней участие, советовать, как делать то, как делать это. Она была очень восприимчива ко всякому хорошему совету.
А главное-ее полюбили за то, что она "не строила из себя барыню".
Все постепенно вошло в свою обычную колею, только с лица Васильчука не сходило торжественное выражение. Казалось, ему хотелось продлить это событие в жизни его подразделения, и если бы он мог пребывать в таком праздничном состоянии вечно, то, наверно, был бы самым счастливым человеком на свете.
Обо всем этом вспомнил Шлаго, и многое другое вспомнил он.
Самым тяжелым и угнетавшим его было то, что, уезжая на фронт, он не простился с женой и с двумя дочками. Одной из них было пять, а другой — два года.
Произошло так потому, что Шпаго был на маневрах и оттуда его полк сразу отправился на фронт. Долго он ничего не знал о своей семье, а потом узнал только, что эшелон, в котором эвакуировались семьи офицеров, подвергся бомбежке. Шпаго ни с кем не делился своим горем: разве он один находился в таком положении?
По мере приближения к Новохоперску мысли капитана возвращались к предметам, занимавшим его в обычное время. Они-то и вытеснили все горестные мысли личного порядка.
"Эти переживания ничего не дают, только расстраивают!" — рассуждал он.
Уже показались яблоневые сады Новохоперска. Машина шла между двумя рядами деревьев. Тревожное беспокойство-не случилось ли чего здесь в его отсутствие? — сделалось теперь главным чувством капитана.
Все оживилось в резервной армии с приездом Харитонова.
Армия оснащалась первоклассной техникой. Подвозились снаряжение, боеприпасы, продовольствие. Харитонов весь отдался оперативной стороне дела.
Он часто выезжал на рекогносцировку, изъездил, исходил, облазил местность.