Портленд. Южная Англия. 11 января 1938 года.
Огромный, чуть меньше печально известного своим утоплением "Титаника", пароход "Flower of Red October" входил в Портлендский порт, практически пустой после исчезновения Royal Navy с поверхности мирового океана. На корме его вяло трепыхался флаг корсиканского королевства - ушлые южане купили последнее изделие верфей господина Крампа, построенное в разгар кризиса руками голодающих американских рабочих, чтобы подзаработать на перевозках этих самых рабочих на новую родину, в Советский Союз. Констебль Вулверстон, стоявший под навесом у причала, поправил ремешок высокого полицейского шлема: - Американцы не будут сходить на берег? - Нет, им запрещено. Отстоятся на внутреннем рейде, примут топливо и уйдут, - откликнулся новый напарник, только вчера переведённый из Ливерпуля приказом министра. Скорее всего за какие-то прегрешения, добровольно в эту сельскую глушь никто не поедет. - Почему вы так думаете, Джексон? - Ну зачем такая официальность, Питер? Зови меня просто Джонни. - Договорились, Джонни. Но тогда вечером с тебя три пинты в пабе. - Ну конечно! Как это русские говорят - нужно "prostavitsia" и "nakryt polianu". - Приходилось их видеть? - Кого я только не видел, даже представить себе не можешь. - А баварцев? Говорят, на этом самом корабле баварские войска прибыли в Южную Африку. - Это же газетная утка, Питер. Ну как можно сейчас верить репортёрам? На самом деле король фон Такс десантировался с невидимых большевистских самолётов на специальных летающих танках. - Неужели такие бывают? - удивился Вулверстон. - Конечно! Иначе как объяснить столь быстрые и впечатляющие победы? Как обороняться, если в любой момент на голову может приземлиться бронированная громадина? - Какой ты умный, Джонни. Учился в Оксфорде? - Разве я похож на педераста? - оскорбился Джонсон и уселся на перевёрнутый ящик, оказавшись за спиной напарника. Тем временем корсиканское судно и не подумало остановиться, как предполагал полицейский. Оно устремилось к причалу с явным намерением его протаранить, и лишь немного не доходя сбросило ход, приняв чуть левее, к небольшому галечному пляжу. Нос корабля раскрылся подобно устричной раковине, с грохотом выдвинулся пандус, и по нему на мелководье начали съезжать танки. Особый Интернациональный Добровольческий Корпус (он же Особый Экспедиционный, он же Первая Гвардейская дивизия, он же конвой Его Величества Людвига Эммануила фон Такса) развёртывался для атаки. Следом взревели двигатели БМП, и порт неожиданно стал многолюдным и оживлённым местом. Констебль вышел из оцепенения только минут через пятнадцать: - Джонни, срочно звони в министерство, а я их задержу! Нет, я за ними прослежу! Нет, я... что? О, нет... - Вулверстон почувствовал, как что-то острое и холодное упёрлось ему в поясницу. - Какой ещё Джонни? Что за фамильярность? Ефрейтор Иоганн Иоганнович Шмульке, армия Его Величества полковника фон Такса. Выбрось свою дубинку, Питер, да проваливай пить пиво. Что? Ах, да... вот тебе пятьдесят копеек, сдачи приносить не нужно. Проваливай, я сказал! Вулверстон осторожно и медленно замахнулся и выбросил ясеневый клоб в воду, старательно делая вид, что его совершенно не интересуют чужие танки в родном городе. А может, так оно и было - острова столько раз за свою историю меняли хозяев, что у местных жителей должен выработаться условный рефлекс повиновения победителю. А захватчиком больше, захватчиком меньше... кому-то это и доставляет неудобство, но ведь всегда же можно привыкнуть! Покидая территорию порта констебль уныло бормотал себе под нос: - "Flower of Red October"... цветок красного октября... Как же я раньше не догадался? Успел бы сбегать за хлебом и солью. Через три часа городок полностью перешёл под контроль Добровольческого Корпуса. Это не Лондон, в котором и пять дивизий растворится без остатка. А ещё через день на отремонтированный аборигенами аэродром (порой правильно поставленный вопрос позволяет творить чудеса) начали садиться самолёты Первой Воздушной армии генерал-лейтенанта Величко. Сначала сам командующий на истребителе с нарисованной на фюзеляже крылатой кошкой, за ним транспортники, бомбардировщики, разведчики. Последними сели все те же истребители - непотопляемый авианосец "Портленд" начал свою суровую и нужную работу в рамках учений по принуждению к миру под кодовым названием "Лиса и виноград".
Следующая ночь выдалась для подданных капитана Долбаева, ещё не знавших о таком своём счастье, несколько беспокойной. Выбивая искры из брусчатки, несколько тяжёлых машин проследовали через весь город к замку графов Портлендских и Дорсетширских. А там уже собрался весь цвет общества - пили последний херес с контрабандными бисквитами, ели овсянку с беконом, разумеется, тоже контрабандным, осуждали оккупантов и обсуждали способы борьбы с ними. Сходились во мнении, что горячиться не нужно, а стоит начать с малого, с выражения протеста и пассивного сопротивления. Хозяйка замка предложила присутствующим дамам ограничиться тёмными тонами в одежде, а тем, кто не чувствует в себе сил к подобному подвигу, носить хотя бы чёрные шпильки в причёсках. - Не будем радовать взгляды захватчиков! - с готовностью поддержали как юные, так и не очень, леди. - А я откажусь от сливок к чаю! - решительно заявил сэр Генри Уильям Бентинк, нынешний граф Портлендский. - И тогда разорённые молочники взбунтуются и сбросят азиатские орды в Канал! Не пустим в свой дом этих скифов! В пылу своей возвышенной речи лорд не обратил внимания на лязг и грохот за окнами, и совсем было собрался продолжать, как его прервал дворецкий. Служба предков графам Бентинкам со времён войны Алой и Белой Розы позволяла некоторые вольности: - Они уже здесь, сэр! - Кто здесь, Джеффри? - Скифы, сэр! - Какие ещё скифы? Откуда? - Из танков, сэр!
Граф раскрыл окно и посмотрел вниз - по спине пробежал холодок, стремительно переходящий в панический ужас. Позднее, даже будучи уже уважаемым бригадиром трактористов и по совместительству начальником канцелярии Его Величества Бадмы Первого Генрихом Вильямовичем Ботинкиным, сэр Генри так и не признался в причине своих чувств. То ли это стало результатом боязни громадной высоты второго этажа, помноженной на стылую британскую сырость, то ли вид ужасных танков... Они заняли весь двор, сад, и уже двести лет регулярно подстригаемый газон. Дула их огромных пушек с циничным любопытством разглядывали стены древнего и доселе неприступного замка. Собственно, неприступным он был в далёком прошлом, а сейчас представлял из себя вполне уязвимую, но уютную и удобную для проживания загородную резиденцию. Из машины, стоящей чуть впереди остальных, вылезли трое. Один - типичный немец, в котором граф с ужасом узнал знакомого по газетным фотографиям баварского короля, другой, высокий и тощий блондин, был до боли похож на его банкира в Сити. А вот третий... третий являлся воплощением чуть ли не всех британских страхов и фобий одновременно - огромный азиат с круглым лицом, узкими глазами и хищными повадками потомственного потрясателя вселенной. Потомственного? Проклятье, почему у этого азиата характерные, чуть вывернутые уши Бентинков, не узнать которые просто невозможно? - Рубинштейн, переводи! - рявкнул фон Такс. - А зачем? - удивился мехвод. - Неужели мы должны отчитываться перед самозванцем? - И чего ты предлагаешь? - Расстреляем прямо здесь, и всех делов. Сэр Генри, когда-то принимавший участие в высадке британских войск в Архангельске, с дрожью в коленях узнавал в разговоре пришельцев знакомые слова. Выражение "расстреляем" ему не понравилось больше всего. - А чего это мы на улице стоим, а он на нас из окошка смотрит? - вдруг возмутился Бадма, до этого молчавший от сильного волнения. - Нехорошо как-то получается. - Точно! - согласился фон Такс и махнул рукой. Один из танков взревел двигателем, подался вперёд, и ткнулся пушкой в высокие дубовые двери. Те затрещали и сложились, открыв проход. - Они же должны наружу открываться, - проворчал хозяйственный Рубинштейн. - Плевать, стоимость вычтем из жалования нерасторопных лакеев, - решил король и первым прошёл внутрь. Наверху Его Величество перешагнул через лежащих в обмороке дам и ухватил сэра Генри за воротник: - Вот этот человек, - фон Такс пальцем показал на Бадму, - твой старший родственник. - Я... я... яволь! - почему-то по-немецки согласился Бентинк. - Какие есть ваши доказательства? - Товарищ Долбаев? - Одну минуту, товарищ полковник! Правое крыло, лестница в холле, под третьей половицей... - Проводите! - король требовательно посмотрел на сэра Генри. Кто-то из танкистов притащил ломик, и скоро из развороченного тайника появилась на свет потемневшая от времени шкатулка, из которой были извлечены пожелтевшие бумаги с печатями на них, и перстень с фамильным гербом. На глаза сэра Генри навернулись слёзы и сжалось сердце - неприятно ощущать себя самозванцем, незаконно занимающим чужой дом.