Первыми, естественно, оживились местные юноши, да и немногие холостые мужчины. Прослышав, что среди перевоспитуемых имеются даже профессиональные шлюхи, до попадания на принудработы работавшие, подумать только, в самых настоящих публичных домах. Но, увы – их ожидал полный облом. ВВэшники оказались сущими церберами. И, несмотря на зазывные взгляды, бросаемые из-за колючей проволоки прибывшими девушками и женщинами явно нерусской наружности, разведчикам пришлось сосать лапу и давиться слюной. Впрочем. Подобные позывы продолжались недолго – до первой улыбки новичков… Завидев гнилые пеньки вместо блестящих зубов у «просвещённых» европеек, колхозники дружно развернулись и спешно отступили на прежние позиции ухаживания за своими. Что польки, что еврейки, что неведомыми путями попавшие под арест обе француженки, отловленные в Варшаве германскими солдатами, и в спешке и путанице переданные русским солдатам, имели элементарно гнилые и дырявые зубы. И тогда в лагерь пожаловал «Коновал». Не стоит пугаться. К ветеринарии данная дама не имела никакого отношения. Это была крепкая женщина лет под сорок, местный стоматолог, Тамара Леонидовна Косолапова. Известна она была тем, что обожала зубы не лечить, а рвать. Особенно молочные у детей. Поговаривали, что раз на неё даже хотел подать в суд. За то, что она, в целях удовлетворения собственных тайных желаний выдрала у десятилетнего мальчишки, направленного на операцию по удалению миндалин, все зубы до единого. Объясняя это тем, что иначе, мол, операцию проводить нельзя. Когда несчастный прибыл в областную хирургию, и при первичном осмотре открыл рот, врач, заглянувший в туда, чуть не упал в обморок и первым вызвал Заведующего Поликлиникой… Ещё бы чуть, но… Тут на счастье Тамары Леонидовны случился перенос, и после строгого предупреждения и вызова в местное управление Комитета стоматолог приутих. Но вот с арестантами она не собиралась церемониться….
– А-А-А-А-А!
Истошный женский вопль разнёсся над притихшим в ужасе бараком. Катажина и Ярдужина в ужасе старались вжаться в матрасы панцирных коек. Их очередь была следующая, сразу за Сонькой Мокрушницей. Гулкие бухающие шаги в коридоре. Открывается дверь. На пороге появился одетый в белый халат с пятнами крови охранник. Прищурившись посмотрел на сбившихся в кучу подруг и ткнул пальцем:
– Шептицкая! Выходи!
– Нет! Не хочу! ПрОшу, пан конвойник, пожальте меня!
Но тот ухватил девочку за руку и выволок прочь из комнаты, Катажина застучала остатками зубов, заливаясь слезами. А через несколько минут снова зловещую тишину над заливом прорезал истошный вопль:
– А-А-А-А-А…
…Тамара Леонидовна устало откинулась на спинку стула – увы. ЗДЕСЬ помочь она не в силах. Ужасно запущенные рты, ей потребуется не одна неделя, чтобы вылечить хотя бы одну девушку. Выхода нет, придётся просить о помощи гарнизонную клинику в соседнем военном городке. А пока… Женщина зловеще усмехнулась и склонилась над тетрадным листом и поставила свою подпись… …Председатель вновь почесал лысину:
– Тамара Леонидовна! Ну где я вам найду столько всего? Подумать только – зубной пасты или порошка – пятьдесят четыре коробки, в скобках – тюбика. Зубных щёток – тоже пятьдесят четыре. У меня рыбакам не нет возможности добыть это! Дефицит! Знаете такое слово?! Но закалённую докторшу было не сломить:
– Товарищ Председатель, это – ВАШИ проблемы. Но они ещё дети. И их нужно не только учить, но и лечить! Полнейшая асептика, жуткий кариес, а кое-кто даже нуждается в протезировании! И это – подростки четырнадцати – тринадцати лет! Я вам больше скажу – прежде, чем давать этим детям какую-либо работу, их нужно откормить! Вот! Женщина бросила на стол медицинскую карточку.
– Полюбуйтесь! Катажина Сикорская, четырнадцать лет. А выглядит – на ДЕСЯТЬ! Рахит! Из зубов поражено болезнями больше половины! Двух уже нет! Что с ней будет к восемнадцати?! Развалина! Так что, Николай Николаевич, где хотите, а НАЙДИТЕ мне зубные щётки, порошок, и мыло! Председатель вновь почесал лысину и крякнул с досады…