Жизнь не останавливается и непрестанно движется. В прошлом году здесь не было этой железной дороги, не было тех двух заводов с высокими трубами, не было этого поселка, который вырос здесь.
Ему вдруг показалось, что нужно только слиться с этой движущейся и рождающейся жизнью, хотя бы в деле, какое он делает сейчас с Полухиным, — не спешить, не цепляться всеми силами только за животное существование. Тогда всё будет хорошо. Помнить, что ведь он — человек, что свою сущность, появившуюся на земле один раз в миллионы веков, не стоит тратить на перебивание комнаты у дамы с ордером из Цекубу.
Проходивший мимо старичок с мешком за плечами и с трубочкой остановился и попросил прикурить.
— Тихо как у вас тут, старина, — сказал Кисляков.
— А вы сами из города будете? Или на даче тут?
— Нет, просто сейчас на часок приехал.
— Очахнуть, значит, немножко захотели?
Старик ушел, а Кисляков долго стоял на высоком бугре. Потом медленно пошел домой в новом, просветленном настроении.
XLIX
Но, проходя от вокзала через площадь, он вдруг увидел Полухина, который стоял на остановке и ждал трамвая.
Он вдруг против воли, против сознания почувствовал какую-то суету в ногах. Торопливо и более громко, чем это было нужно, окликнул Полухина, который с удивлением оглянулся и пошел к нему навстречу.
Кисляков, видя где-нибудь на улице Полухина, испытывал большую радость, чем когда видел его в учреждении, как будто все видели, как они дружны, и могли только завидовать Кислякову.
— Ты куда направляешься? — с радостным удивлением спрашивал Кисляков.
— На стадион хочу проехать, да видишь, сколько народу никак не сядешь, — сказал Полухин, показав на переполненные трамваи.
Живой глаз Полухина смотрел дружески-приветливо, а стеклянный — неподвижно, остро и подозрительно.
— А что сегодня на стадионе? — спросил Кисляков, стараясь не смотреть на стеклянный глаз Полухина.
— Наши состязаются с австрийцами.
— Тогда пройдем пешком, тут недалеко.
Они пошли.
Когда они подошли к стадиону, Кисляков взял Полухина под руку, чтобы не растеряться в густой толпе, осаждавшей вход на трибуны. При чем чувствовал еще больший прилив дружбы и любви к Полухину оттого, что мог держать его под руку.
У Кислякова не было билета. Но Полухин был видный член общества, которому принадлежал стадион.
— Это со мной, — сказал он спокойно контролеру.
Кисляков, войдя во двор стадиона и оглянувшись на осаждавшую ворота толпу, почувствовал свое исключительное положение и превосходство даже над теми, у кого был билет.
Они прошли в правление за, билетом, при чем Полухин всё делал сам, а Кисляков только дожидался. И от этого чувствовал как бы свою близкую прикосновенность к пролетарской организации. Он не благодарил суетливо Полухина, как своего начальника, убивавшего его любезностью, а просто и спокойно спрашивал:
— Ну что, ты взял? Теперь можно итти?
Он говорил спокойно, а в то же время внутри его что-то дрожало от необычайного чувства дружбы и от того, что он имеет возможность принимать заботу Полухина так просто, как будто при их отношениях это вполне естественно.
Полухин часто здоровался с какими-то партийными, очевидно — важными, лицами и, указывая на Кислякова, говорил им:
— Познакомьтесь.
Часто целой группой, остановившись у барьера, они разговаривали, смеялись, а Кисляков, чтобы не почувствовали в нем чужого, так как он был не в курсе их разговоров и не мог принять в них свободного участия, отходил ближе к барьеру и делал вид, что осматривает стадион.
Колоссальная постройка стадиона имела вид овального амфитеатра, занятого трибунами, пестревшими массой народа, флагами, красными полотнищами с белыми буквами. Виднелись кепки, картузы, шляпы, красные платки. А из проходов выливались всё новые и новые толпы народа, который растекался по скамьям. Внимание всех было устремлено на гладкую зеленую лужайку овальной формы, на которой должно было происходить состязание, а сейчас доканчивали партию вторые команды.
Все входившие, увидев бегущие фигуры в синих рубашках и красных трусиках, тревожно спрашивали:
— Что, началось?..
— Нет еще, это вторые команды, — отвечал кто-нибудь.
И спрашивающий, хотя часто и не понимал, что такое «вторые команды», всё-таки удовлетворялся этим ответом и проходил по рядам, ища своего места.